Валерий Ильичёв - Сладкая месть

И поймав себя на мысли, что ему уже окончательно расхотелось возвращаться в родной город и мстить, мучился сомнениями по ночам. Но тут один за одним произошли два случая, сразу напомнившие ему о взятых на себя обязательствах и не оставившие ему иного выхода. В пятницу вечером он колесил на своей автомашине по городу более часа и не мог найти выгодного пассажира, когда вдруг заметил на другой стороне улицы хорошо одетого мужчину с «дипломатом» в руке, лет двадцати пяти — тридцати, неверной походкой бредущего по краю мостовой и время от времени пытающегося резкой отмашкой руки остановить попутный транспорт. Не обращая внимания на правила уличного движения, Тягач с визгом развернул свою машину и подрулил к голосующему клиенту. Тот тяжело плюхнулся на заднее сиденье и назвал не городской, а пригородный район. Тягач осторожно поинтересовался, куда конкретно надо доставить пассажира, но тот грубо оборвал: «Там покажу. Я дорогу знаю. Давай вези!» Заметив, как бережно прижал к себе «дипломат» мужчина, Тягач сразу понял, что именно там его и ожидает главная добыча. Все шло как по маслу. Увлеченный охотой, он не заметил, как за посадкой в его машину подгулявшего пассажира наблюдает какой-то тип с раскосыми глазами. И потому не принял никаких мер предосторожности, действуя старым, неоднократно проверенным способом.

Стараясь не разбудить свою жертву, Тягач свернул на обочину и медленно, с осторожностью вытянул из рук пьяного пассажира «дипломат». Он открыл крышку чемоданчика довольно легко и чуть не ахнул, увидев его содержимое: рядом с боевым пистолетом иностранного производства лежали три довольно увесистые пачки долларов, стянутые разноцветными тонкими резинками. Тягач быстро прикинул: в каждой не менее трех тысяч долларов. «Вот это улов!» Пистолет мгновенно перекочевал к Тягачу, и вслед за ним с поспешной очередностью его карманы заполнились тремя толстыми пачками валюты. Затем он вывел слабо сопротивляющегося пассажира из машины, а тот, мало что соображая, бормотал что-то бессвязное, требуя немедленно предоставить ему какую-то Лильку. Рассчитывая, что ограбленный им мужчина вряд ли утром на трезвую голову сможет вспомнить, кто и куда его вез, Тягач резко тронул машину с места. Но несмотря на столь редкостную удачу, у Тягача на душе кошки скребли: «Как ни крути, а я грабанул явно не простого рядового лоха, а какую-то крупную рыбу. И если я затронул интересы серьезных ребят, то они будут меня искать тщательно. Значит, надо „капусту“ упрятать подальше. А от ствола, по всем правилам, придется избавиться. Ну, скажем, кинуть в озеро возле городского парка, и, как говорится, концы в воду. Но, с другой стороны, пистолет сам приплыл мне в руки и отказываться от него грех. Все равно для расправы с Ветерком и Тушей нужно оружие. Так что будем считать, что судьба сама вкладывает мне в руки орудие возмездия. Хороший знак!»

Однако даже эта попытка убедить себя в помощи небес не заглушила чувства острой тревоги и беспокойства. По мере приближения к дому его стали все больше занимать мысли о том, как скрыть опасную добычу от Марии Михайловны. И в конце концов Тягач решил, что лучше хранящейся под ванной коробки со слесарным инструментом, оставшейся от прежнего хозяина, ему не найти. Придя домой, он направился в ванную комнату, закрыл за собой дверь и, пустив посильнее воду, чтобы заглушить лишние звуки, со скрежетом выдвинул тяжелую деревянную коробку и, открыв её, выложил на кафельный пол молотки, напильники, пакет с гвоздями. Затем на освободившееся дно поместил пистолет и валюту и сверху заложил свою добычу инструментом. По-вороватому поспешно задвинул ящик под ванную и, сполоснув для вида лицо, вытираясь на ходу полотенцем, вышел в комнату. Стол уже был красиво сервирован, и возле каждой тарелки лежали (умиляя его ежедневно) бумажные салфетки, сложенные по-особому треугольными конусами, напоминающими знаменитые египетские пирамиды.

«Все-таки моя Мария Михайловна молодец, умеет создать в доме атмосферу уюта и спокойной защищенности. Даже жаль будет её покидать». И если до этого дня Тягач думал о своем отъезде для воплощения справедливой кары подставившим его уголовникам как о чем-то отдаленном в пространстве и времени, то после сегодняшней удачи, когда у него появились деньги и оружие, больше тянуть уже не было причин. Вкусный ужин, выпитая рюмка водки и физическая близость со все ещё желанной женщиной несколько успокоили Тягача, и он быстро заснул, утомленный дневными переживаниями. Но среди ночи проснулся и, мучимый бессонницей, до утра боролся с беспокойством, явственно ощущая какую-то неведомую опасность.

И предчувствие его не обмануло.

С утра Филимонов мучился головной болью от страха перед Кулешом. Он плохо помнил, что было вчера. Да, состоялась важная встреча, и он получил собранную с бизнесменов валюту и должен был её сегодня передать Кулешу в «общак».

Братва уже давно подозревала, что Кулеш пользуется воровской кассой как своим собственным кошельком. Но против него не попрешь: за ним и воры в законе стоят, и прикрытие имеется среди властей, да и в «ментовке» свои люди служат. Так что приходилось помалкивать.

Впрочем, сейчас дело вовсе и не в том, кто «общаком» пользуется. Пропали деньги и ствол пропал, взятый им на всякий непредвиденный случай. С утра, едва разлепив веки, он сразу полез в «дипломат», стоявший в углу комнаты, и похолодел, даже не открывая, почувствовав его легковесную пустоту. Все ещё лелея слабую надежду, Филя бросился будить жену, хотя заранее знал, что она, смертельно боясь его кулаков, никогда не посмеет залезть не то что в «дипломат», но даже в карман висящего на вешалке пиджака. И, убедившись, что жена валюту не брала, а огромная сумма и оружие исчезли, он в отчаянии сел в кресло, чтобы хорошенько поразмыслить.

Если бы «дипломат» исчез, то можно было предположить, что он, отключившись, потерял его. А раз чемоданчик на месте, значит, кто-то просто обчистил. Но вот кто и где — сплошной туман. Конечно, не исключено, что его специально опоили и ограбили. Однако и этого не было. Обрадованный, что операция прошла благополучно и его не задержали при получении вымогаемых денег, он позволил себе расслабиться и, зайдя в бар, выпить граммов сто пятьдесят коньяку. Заодно, стоя перед стойкой, Филя перепроверился, нет ли за ним слежки: ведь сам Кулеш приказал быть осторожным и не привести за собой «хвоста». Вот он и зашел в этот бар. Там, кстати, его знали и не посмели бы человеку, близкому к Кулешу, подмешать в коньяк какую-нибудь гадость.

«Увы, теперь ясно, что я виноват: не придал значения словам старика Гофтейна, предупреждавшего, что он дает мне таблетки, несовместимые с алкоголем. А я всю послед-нюю неделю нервничал, глотал эти психотропные средства пригоршнями, да ещё и в этот день с утра, перед опасной встречей выпил пару „колесиков“. И на какой хрен мне понадобился этот коньяк! Прав был Семен Рафаилович, эскулап наш придворный: „поплыл“ я почти мгновенно. Что же дальше было? Стоп, кажется, я сообразил в свою машину за руль не садиться, а поймал „частника“. А вот что дальше было, не помню. Хоть убей, не помню». Филимонов вздохнул и начал одеваться. Как бы то ни было, а деваться ему некуда: надо идти с повинной к Кулешу. О том, что с ним могут сделать за пропавшие деньги, предназначавшиеся для воровского «общака», ему даже страшно было подумать.