Дэнни Кинг - Школа для негодяев

— Начинаем по свистку! — объявил судья. Мне едва хватило времени, чтобы сгрести Свечу за шиворот и сообщить ему об изменении плана.

— Забудь, о чем мы договаривались. Мы должны выиграть один-ноль, и не волочите ноги, притворяйтесь, что атакуете, иначе наши чертовы болельщики потребуют назад свои чертовы деньги. Когда будет подходящий момент для гола, тебе подадут знак.

Я пожал Свече руку, делая вид, что по-спортивному желаю ему успеха, и вернулся в центр поля.

Фодерингштайн дал свисток. Я сделал передачу Трамваю, который словно врос в землю и смотрел на меня, как баран на новые ворота.

— Я забыл, что мне надо делать, — сказал он.

Секунд пять-шесть все игроки стояли столбом, таращась друг на дружку, и только потом сообразили, что нужно срочно импровизировать.

С трибун слышался громкий презрительный свист и шиканье.

— Да тут все подстроено! — раздался чей-то крик.

— А где мяч? — спохватился Трамвай.

Несколько секунд спустя кто-то из игроков команды «А» обнаружил мяч, закатившийся под тележку на краю поля.

— Фу-у-у! — завопили зрители.

Котлета вернулся с мячом и бросил его под ноги Свече. Капитан команды «А» принялся демонстрировать мастерство дриблинга и отдал пас Валету только после того, как я попытался его перехватить.

— Эй, а у нас неплохо получилось, надо бы повторить, — предложил я Свече. Он опять завладел мячом, а я снова пошел в отбор.

Крыса, Бочка и Трамвай присоединились к нашей забаве, и мы гоняли мяч между собой, а потом Крыса вдруг отдал случайный пас Биг-Маку и, побледнев от ужаса, уставился на меня.

— Мне! — рявкнул я.

С поразительным правдоподобием заслоняя Биг-Мака спиной, Крыса вернул мяч мне. Стоявший на пути Свеча изобразил, будто убирается в сторону. Я сильным ударом направил мяч в ворота команды «А» и, словно в замедленной съемке, увидел, как Безымянный, распластавшись в воздухе, сгребает его в охапку. Я не шучу, гол должен был получиться просто великолепный, если бы не этот тупой придурок, который все испортил.

Я рванулся к воротам, якобы для того, чтобы ударить по мячу на отскоке, и спросил у Безымянного, что за фигню он вытворяет.

— Ты же сказал, что подашь знак, когда вы соберетесь забивать, — обиженно сказал он, отчего у меня возникло дикое желание влепить ему в лоб.

Реакция зрителей, однако, отчасти компенсировала разочарование по поводу не забитого гола, на трибунах даже захлопали.

— В следующий раз, когда я буду бить по воротам, лучше сразу катись с дороги, блин! — предупредил я Безымянного. — Иначе нам придется срочно искать три сотни фунтов.

Трамвай потрусил через поле, чтобы выполнить угловой, а мы ввосьмером столпились в штрафной, и когда он ударил, я развернулся по траектории мяча и саданул по нему изо всех сил. Мяч влетел в перекладину, как снаряд, и отскочил в поле. Трамвай побежал за ним и уже собрался отбить, но допустил досадный промах, и мяч срикошетил от его голени.

С рикошета он попал прямо в ноги Четырехглазому, который сразу шарахнулся в сторону, пропуская мяч в соответствии с нашим первоначальным планом.

— Нет! НЕЕТ! Держи его, держи! ДЕРЖИ! — заорал я, отчего Четырехглазый заметался, будто заяц перед паровым катком.

Мяч медленно перекатился через линию ворот, прежде чем наш мистер Торопыга успел подставить бутсу. Фодерингштайн тут же дал свисток и объявил счет: один-ноль.

— Черт. Ну и что теперь? — обратился ко мне Свеча с перекошенной от ужаса физиономией.

— Радуйтесь, кретины, вы же только что забили гол, вашу мать! — фыркнул я, и все пятеро бросились обниматься с отчаянием юных педиков, которые в разгар первой в жизни гомосексуальной оргии вдруг задумались о собственной греховности.

— Не надо больше так делать, — процедил я сквозь зубы.

Я отнес мяч на середину поля и, по свистку Фодерингштайна, сделал передачу Трамваю, который отдал вялый пас назад Бочке.

— В другую сторону, придурок! — заорал я. — Не туда, вперед!

— Ну и команда, — послышалось с трибуны.

Бочка метнул на меня злобный взгляд и вдруг помчался к нашим воротам.

Как я и говорил, у меня были все основания сомневаться насчет Бочки. Он одним из последних поддержал идею подставного матча и согласился играть (или не играть, как могло оказаться) только после того, как Шарпей всех достал своей подготовкой. Теперь же, в отсутствие Шарпея, Бочка вел себя беспокойно, точь-в-точь как человек, который собирается мне нагадить. Я понял, что если это случится, нам всем крышка.

— Какого хрена ты делаешь? — заорал Трамвай.

Бочка быстро приближался к воротам.

Восемь оставшихся игроков рванули за ним выкрикивая всевозможные угрозы и уповая на Четырехглазого, но нас разделяла почти половина поля, а Бочка вел мяч, точно жирный, довольный собой Пеле. Он непременно закончил бы свое черное дело, если бы не Неандерталец, который внезапно выбежал на поле из-за боковой и со всей силы двинул Бочке в челюсть.

Толпа взорвалась от возмущения. Мамашам пришлось держать папаш, чтобы они не набросились на Неандертальца. Тот, однако, развернулся, пожал плечами и сдернул с поля прежде, чем кто-либо успел сгрести его за шкирку.

Секундой позже Валет ворвался в штрафную и завладел мячом. Увы, Бочка сбил противника на землю и руками бросил мяч в ворота.

Четырехглазый, к своей чести, поймал мяч, но все это уже не имело значения, потому что Фодерингштайн свистком зафиксировал нарушение правил и под оглушительные крики толпы указал на одиннадцатиметровую отметку.

— Что такое? В чем дело? — спросил я.

— Пенальти, — коротко бросил он.

Котлета быстро схватил мяч и установил его на отметке.

— Двигайся влево, влево, — одними губами скомандовал он Четырехглазому.

Наш голкипер сдвинулся влево, Котлета тоже. К несчастью, оба мозговых донора подвинулись каждый в свою левую сторону, и когда второй мяч влетел в ворота команды «Д», команда «А» взвыла от ужаса.

— Матерь божья! — только и вымолвил Свеча.

Фодерингштайн дал свисток и показал на центр поля.

— Эй, по-моему, мы в большой заднице! — воскликнул Биг-Мак.

— Послушай, вы тоже должны пропустить мяч с пенальти, — сказал я ему и велел сбить меня с ног, как только я окажусь в их штрафной.

— А ты, урод недоделанный, что вытворяешь? — накинулся я на Бочку.

— Не называй меня недоделанным уродом перед родителями, — огрызнулся он и порысил на свою позицию.

Признаков раскаяния Бочка не проявлял, и я понял: этого гада и близко нельзя подпускать к мячу.

Мы вновь начали с центра поля, Трамвай нарочно столкнулся с Бочкой, чтобы отвлечь его, а я тем временем провел мяч во вратарскую площадку соперников и подал знак Биг-Маку. Тот сбил меня подкатом сзади и отобрал мяч. Взгляды всех присутствующих обратились на судью, но Фодерингштайн жестами показал, что нарушение было подстроено.