Федор Московцев - Татьянин день

Он принял на работу и уволил уже столько народу, что вряд ли вспомнил хотя бы половину, но до сих пор не приобрел того спокойно-рассудительного отношения к наймитам, присутствующего у Ансимовых-Быстровых, даже у Алексея, который всегда работал один с бухгалтером-совместителем. Казалось бы, – работа на Экссоне должна заставить тяготеть к господствующим там воззрениям, но нет. Андрей непременно «вступал в отношения» с работниками – беседовал по душам, бухгалтеров подвозил до дому, водителей сажал за свой стол, что называется соус из одной посудины лакал, – вобщем, демонстрировал тягу к народному быту, к простым человеческим чувствам. А потом удивлялся, почему внушает столько ненависти при увольнении. Но если файл не удалялся навсегда из всех памятей, Андрей мог поддерживать длительные полудружеские отношения – звонил, интересовался как дела, поздравлял с именинами, днями рождения, праздниками – то есть делал такие необязательные бессмысленные вещи, которыми практические люди пренебрегают.

Так, он не мог не интересоваться судьбой Тани Кондауровой – как она закончила школу, поступила ли в институт. Ему было недостаточно того, что она знает о его существовании и не более. И, не бывая в городе, он хотя бы раз в неделю звонил ей. Таня обратилась к нему за помощью, когда у нее возникли проблемы с некоторыми предметами (его отец знал многих преподавателй ВАГСа – Академии Госслужбы, куда она поступила, этот вуз находился через дорогу от ее дома), и он ей помог. Наверное, это не было любовью – в их ситуации все должно было разгореться после первой близости либо заглохнуть навсегда. Разрыв обычно плохо переносится, и бывшие любовники, как правило, с трудом переносят общество друг друга – по крайней мере первое время после расставания.

Андрей с Таней поддерживали какие-то странные отношения – связь без связи, и если вначале он звонил ей почти по принуждению, то в конце 2001 года для него стало потребностью видеть ее, слышать ее голос. Не зарекайся, никогда не говори никогда – какая мудрая мысль! Тот, кто говорит такие вещи, может открыть глаза только тем, у кого они широко закрыты. Но сколько раз Андрей высмеивал то, что потом с удивлением обнаруживал у себя. Как презрительно он относился к высказываниям наподобие «Рукопожатие этой девушки значит гораздо больше, чем секс»; при этом сам столкнулся именно с такой девушкой. Вся тайна чувственности в их отношениях была в этих неуловимых соприкосновениях – многозначительных, сдержанных и нежных.

«Запретный плод сладок», – еще одна идиотская поговорка. Но оказывается, нужно задумываться именно над такой банальщиной вместо того, чтобы изобретать велосипед.

Андрею было несвойственно довольствоваться тем, что признано всеми, ему хотелось чего-то нового и своеобразного. Разве кто-нибудь когда-нибудь видел умного, глупеющего от препятствия?! Зимой 2001–2002 гг года он приступил к постройке своего велосипеда.

Он ненавидел снег – очень неудобная жизненная позиция для петербуржца. Ненавидеть снежную зиму не рискуя заработать болезнь на нервной почве может житель какой-нибудь экваториальной страны, но не города, в котором снег лежит почти полгода – с ноября по март, а в лесах снег сохраняется до середины апреля. Как вообще можно любить снег? Его любят наверное только производители лыж, саней, пуховиков и снегоуборочной техники. Дед Мороз и тот его не любит а такой веселый в основном потому, что знает, где живут все плохие девочки.

Снег достал Андрея и в солнечном Волгограде, куда он приехал в надежде отогреться после петербургских холодов. Была метель, и казалось, что нет ничего – ни домов, ни земли, а только белый дым, и ветер, и шорох воздуха; и когда Андрей шел сквозь это движущееся пространство, то думал, что если бы легенда о сотворении мира родилась на севере, у каких-нибудь палеоазиатов, то первыми словами священной книги были бы слова: «Однако в начале была метель. Однако гребаная метель». Сквозь снег летели и опускались на землю птицы, они то складывали, то вновь раскрывали крылья, точно не хотели расставатсья с воздухом – и все же садились; и сразу превращались в черные комки, шагающие на невидимых ногах, и выпрастывали крылья особенным птичьим движением. Вероятно, для ангелов эти дни – критические, у них объявляется нелетная погода, так как эти красивые крылатые люди летели бы и садились не так, как птицы: они не должны были бы делать быстрых движений, так как такие взмахи крыльев свидетельствуют о суетливости.

Андрей возвращался из ресторана, находящегося на улице Чуйкова – там проходила встреча с клиентом, заведующим лабораторией НПЗ. Хороший результат – удастся сбагрить кое-какой зависший на складе товар. На улицах не было никого, почти все окна были темны. Он вдруг представил, как должно быть сейчас на Кавказе, в горах. За деревьями стучат дятлы; белые снежные горы засыпают над ледяными полями озер; и внизу, в долине, плывет в воздухе тоненькая звенящая сеть, застывающая на морозе. И он вдруг исчез из своего сознаиня – как бывало, когда заплывал далеко в море, или читал книгу, которая его захватывала. Его окружал и проходил сквозь него безмолвный концерт. И уже не он, а кто-то другой шел по заснеженному городу, проходил мимо знакомых домов, и двигался дальше, потому что нужно было куда-то идти. Но куда и зачем – это оставалось непонятным. Он нес в себе бесконечное количество мыслей, ощущений и картин, которые испытал и видел, – и не чувствовал их веса. Вместе с тем ожидание какого-то события появилось в нем – и тогда, подумав над этим, он понял, что давно уже слышит за собой шаги. Он обернулся: окруженная лисьим воротником своей шубки, как сверкающим серебристым облаком, широко открыв глаза, глядя сквозь медленно падающий снег – за Андреем шла Таня. Ему стало трудно дышать; снежный туман стоял вокруг него – и всё, что затем произошло, случилось помимо него и вне его: ему было трудно говорить, и голос Тани доходил до него словно издалека.

– Такой быстрый, за тобой не угонишься.

– Сейчас поймаю такси и поеду домой спать – у меня самолет в шесть утра.

– Ты уже улетаешь? А почему ты не позвонил, что приехал?

– Я буквально туда-обратно, весь день на ногах.

Андрей отвечал, говорил, и огорчался из-за того, что все произносимое им было неправильно и не соответствовало его чувствам. Таня пристально смотрела на него, и на секунду в ее зрачках промелькнула досада, когда стало понятно, что она не сможет вывести его из состояния мгновенно наступившего оцепенения.

Они шли вместе, Таня держала Андрея под руку; вокруг был снег, падающий крупными хлопьями. Когда дошли до ее дома, она высвободила руку. Они остановились. Ей нужно было идти в арку, ему – дальше, на проспект Ленина, где можно было поймать такси.