Кен Бруен - Лондон бульвар

безголовые свиньи

летающие цыплята

и

бессловесные трупы.

Проснулся, когда Джордан тронул меня за руку и сказал:

— Нам пора идти.

Протянул мне кофе и таблетку. Я взял то и другое. Бриони крепко спала, и я поцеловал ее в лоб. Джордан наблюдал за нами, выражение его лица понять было невозможно.

Я сказал:

— Только мертвые знают Бруклин.

Так назывался роман Томаса Бойла. Возможно, Джордан и не хотел ничего знать о криминальном чтиве, но это совсем не значило, что он о нем не услышит.

Мы надели дождевики, тихо обсуждая наш план. В пальцах на ногах и руках у меня стало покалывать. Адреналин закрутил рукоятку. Я спросил:

— Что, черт возьми, со мной творится?

— Ты сейчас воспрянешь.

— Что?

— Скажем так: я переключил твою скорость.

— Амфетамин?

— Что-то вроде.

Занялся рассвет. Джордан сказал:

— Я не знал, что у твоей сестры есть ребенок.

— У нее нет ребенка.

— Там целый гардероб забит детской одеждой.

— Что? Ты и ее комнату обшмонал?

— Сила привычки.

Ускоритель щипал мне глаза и расширял зрачки. Джордан проверил «зиг-зауэр». Я спросил:

— Нравится этот калибр?

— Девять миллиметров? Конечно.

Мы вышли из дома. Стену подпирал дворник.

Перекур.

На его тележке висел радиоприемник, «АББА» исполняла песню «У меня есть мечта».

Дворник сказал:

— Привет, мужики.

Ирландец.

Я сказал ему:

— Ничего себе погодка.

Он кивнул:

— Если небеса не подпортят.

Джордан дал по газам, и мы уехали. Я думал о Гарри Крюзе и его интервью, которое он взял у Чарли Бронсона.

Бронсон тогда сказал:

Нет никаких причин, чтобы не иметь друзей.

Скорее наоборот. Но я думаю, что друзей не следует заводить до тех пор, пока не захочешь делиться с ними временем.

А свое время я не отдаю никому.

До дома Ганта доехали минут за двадцать. Если можно так сказать, я был на последней скорости. Было почти восемь. Моя система начала испытывать перегрузку. Ноги и руки зудели, множество готовых взорваться мыслей прыгали в моей голове, как резиновые шарики.

Вдоль улицы стояли деревья.

Джордан сказал:

— Это бульвар.

— Гребаный лондонский бульвар, — уточнил я.

По улице медленно ехал школьный автобус.

Джордан спросил:

— Читал когда-нибудь «Встречи с замечательными людьми»?

— С отчаявшимися людьми… да.

Он пропустил мое замечание мимо ушей, следя за автобусом, продолжил:

— Наслаждаться творениями

Гурджиева

Успенского

Шиванды

Йоганды

Блаватской

Бэйли…

…а потом оставить божественный свет и вернуться во мрак.

Меня так и подмывало добавить к списку ливерпульскую четверку, но я побоялся, что он меня пристрелит. В доме Ганта открылась парадная дверь, на крыльце появилась женщина, державшая за руку девочку. Она поправила ранец, оправила на девочке пальто, наконец, обняла ее. Женщина наблюдала за отъезжающим автобусом с отсутствующим выражением на лице. Потом зашла обратно в дом. Джордан сказал:

— Идем.

Пока шли, он спросил:

— Через переднюю дверь или через заднюю?

Я угрюмо ухмыльнулся и сглотнул.

ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ САУНДТРЕКОМ к убийству? В моей голове звучал голос Леонарда Коэна, его «Знаменитый синий плащ». Когда я подошел к двери, пробормотал про музыку на Клинтон-стрит. Эта строчка мне нравилась.

Позвонил в дверной звонок.

Колокола зазвонили!

И что еще хуже, они зазвонили мелодию… «Палома бланка»! Богом клянусь. Сколько времени прошло, когда у них был праздник?

Она открыла дверь.

Я ударил прямо в лицо. Она осела, как мешок с картошкой. Огляделся. Словно ждал, что сейчас выйдет молочник и скажет: «Она тебе тоже не заплатила, да?»

Схватил ее за волосы, затащил внутрь, захлопнул дверь. Женщина была в полной отключке. В прихожей появилась чья-то фигура. Я запаниковал, начал нащупывать пистолет. Джордан покачал головой. Потом приложил палец к губам, показал на второй этаж Гант сидел в кровати, на коленях его стоял поднос с завтраком. Выглядел Гант ошеломленным. Я сказал:

— Всем доброе утро.

Он как раз подносил ко рту чашку с кофе. Рука застыла на полпути. Я подошел, выбил чашку из рук Она ударилась о стену и отскочила. Джордан стоял в дверях. Я нанес удар левой, сказал:

— Ты хотел меня видеть, а? Вот он я, мать твою.

Он все еще ничего не произнес. Я схватил его за пижаму, стащил с кровати. Джордан вынул из пальто молоток и начал лупить по зеркалам. Гант сказал:

— Ну хватит.

Я вытащил «глок», направил на Ганта, сказал:

— Ты когда собаке голову отрезал, тебя это заводило?

— Что?

Я потерял контроль и начал молотить его пистолетом, пока Джордан не перехватил мою руку.

— Он сознание потеряет, — сказал он.

Придя в себя от залета, обнаружил, что все руки забрызганы кровью. И не моей.

Джордан говорит:

— Пора.

Гант постарался взглянуть на меня оставшимся глазом, сказал:

— Давай договоримся.

Я выстрелил ему в рот. Джордан вытряхнул кучу наркотиков и шприцев на кровать, потом выстрелил Ганту в голову.

Мы перевернули дом вверх дном, откопали

двадцать тысяч

кучу крюгеррандов [43] Крюгерранд — южноафриканская золотая монета.

три пистолета

нычку кокса.

Все забрали с собой.

Когда собирались уходить, жена начала приходить в себя.

Джордан пнул ее в голову, спросил:

— Хочешь всё это поджечь?

— Нет, ненавижу огонь.

Когда мы доехали до Пэкхема, я сказал:

— Высади меня здесь, я хочу друга повидать.

— Уверен? Я имею в виду, ты сейчас не в себе.

— Это мертвый друг.

Если у него был на это ответ, то он его не произнес. Показал на добычу:

— Все это добро… Это всё твое.

— Что?

— Это твое.

— Ты шутишь, черт… Здесь маленький бюджет для маленькой страны.

— Мне деньги не нужны.

— Ну если ты настаиваешь.

Черт бы побрал эти таблетки, но у меня вырвалось:

— Думаю, я женюсь.

В первый раз я увидел, как Джордан обрадовался. Он схватил мою руку, горячо ее пожал и говорит:

— Чудесно, ты правильно думаешь… Но я не уверен, что Лилиан на самом деле не замужем.

Я немного собрался с мыслями, сказал:

— Лилиан! Кто, мать твою, говорит о Лилиан?

Он выпустил мою руку, нахмурился, спросил:

— Еще кто-то есть?

— Конечно, — ответил я.

И я рассмеялся, вспомнив глупый разговор с Эшлинг.

Я уже начал немного приходит в себя, говорю ему:

— Хочу, чтобы ты был на свадьбе… О'кей?

Он открыл дверцу машины, говорит:

— Иди навещай своего мертвого друга.

В ЦВЕТОЧНОМ МАГАЗИНЕ около автобусного депо я накупил чертову кучу цветов. Я так перестарался, что цветочник даже занервничал. До тех пор, пока я не показал наличку. Я был такой ненормальный, что решил дать парню на чай. Ногтем большого пальца подбросил «крюгер» в воздух, сказал: