Жозе Джованни - О!

– Но, послушай, это же просто невероятно! Ты не можешь действительно думать, что действительно свободен!

– Ты с ума сошла? Не стану же я только ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, утверждать, будто гнию в узилище на соломе!

– Проснись! Ты тешишь себя иллюзиями! Как ты можешь говорить, что свободен, не смея жить под собственным именем?

– Мое имя – всего-навсего бумажка! А важен лишь сам человек! Вот, потрогай… Кожа… кости! Это реально! А остальное…

Олэн широко взмахнул рукой. Бенедит смотрела на него во все глаза.

– Мы могли бы собрать манатки и отвалить за кордон, – предложил он.

– Сбежать… – пробормотала Бенедит.

– Да нет же, не бежать, а путешествовать… Путешествовать! – крикнул Олэн. – Ты, что, не знаешь, как люди ездят по всему свету?

– Ты – не «люди», Франсуа. И больше никогда не сможешь стать таким, как все, – спокойно ответила она.

– Кое у кого любовь не поднимается выше пояса, а у тебя – не идет дальше границ, – намеренно оскорбительным тоном заметил Олэн.

– Дело не в том…

– Напрасно я каждый день торчал у тебя под окном, – буркнул Олэн. – Правда, мне нравится этот квартал…

Он надел пальто.

– Ты уезжаешь?

– Не хочу и дальше тебя компрометировать, – хмыкнул Олэн.

Бенедит загородила дверь.

– Если бы ты только захотел понять, наверняка сумел бы найти выход… Знаешь, всегда очень важно разобраться в себе…

Она почти умоляла.

– Надеюсь, ты не собираешься начать все заново, – устало пробормотал Олэн.

– Не сумей я понять себя, давно бы лежала в могиле…

– Пожалуйста, дай мне пройти!

Он с трудом удержался от желания сказать Бенедит, что ее больничные истории сидят у него в печенках.

Бенедит не понравился его взгляд, но она продолжала стоять перед дверью.

– Здесь ты – у себя дома, – она отошла в сторону.

– Вот уж не сказал бы, – проворчал Олэн, открывая дверь.

Франсуа ушел. Бенедит слышала, как он спускается по лестнице. Двумя этажами ниже Олэн стал насвистывать. Это она тоже слышала…,

Вечером он подцепил девицу, уставшую ждать автобуса. Она работала в «Галери Лафайет». [11]

Олэн пригласил продавщицу поужинать и «угощал морскими языками под белым соусом», как сказал бы Альбер Симонен. Молодая особа оказалась хохотушкой. Олэну она поведала, что начальник секции мечтает уложить ее в постель.

– Я, само собой, шлю его куда подальше. Ну, а этот гад отравляет мне жизнь.

– Согласилась бы разок… может, потом это облегчит твое существование?

– Как же! Тогда он вообще не отвяжется!

Тяжкий вздох всколыхнул пышную грудь. Девица пила бокал за бокалом.

– Ты ужасно милый, – вдруг сказала она.

В кино Олэн беспрепятственно гладил ей нога. Вообще ему хотелось заняться любовью прямо там. Однако идти в гостиницу девушка решительно, но вежливо отказалась.

Она снимала комнату вдвоем с подружкой и в случае свидания должна была предупреждать накануне.

– Если хочешь, увидимся завтра.

Олэн опустил сиденья. На поверку ее рыжая шевелюра оказалась крашеной. Девица разгорячилась, будто и в самом деле любила Олэна, и ему было не хуже, чем с Бенедит.

Ее звали Колетт. Олэн проводил ее до дома, на авеню Гобелен. На прощание девушка быстро чмокнула его в губы. Было довольно холодно, и Колетт зябко поеживалась в дешевом тонком пальтишке. Олэна это по-дурацки растрогало. Хотелось защитить ее от мороза. Он вышел из машины, достал из багажника норковое манто и сунул Колетт.

Нащупав вылезающий из свертка пушистый мех, девушка оторопела от удивления.

– В этом году Санта-Клаус пришел раньше времени, – быстро проговорил Олэн.

Он вернулся в машину. Вот это жизнь!

Спать не хотелось. «Интересно, чем занимаются на севере эти придурки Шварцы?» – подумал Олэн. Если б они только узнали, кто провернул молниеносную операцию на бульваре Османн! Олэн с удовольствием представил себе их завистливые гримасы. Что до Бульдога, тот явно не мог позволить себе удовольствие корчить рожи, не рискуя угодить в кутузку за терроризм в общественном месте.

Братья Шварц порой наезжали к соотечественнику-эльзасцу, державшему бар в Венсенне, неподалеку от леса. На втором этаже было несколько комнат, весьма полезных для его знакомых.

Олэн толкнул дверь. Бармен, белобрысый малый с волосами как пакля, мгновенно его узнал. Франсуа облокотился о стойку.

Хозяин сидел за столиком вместе с двумя незнакомыми Олэну типами и женщиной лет пятидесяти. Она с любопытством поглядела на Олэна.

При виде нового гостя бармен тут же подошел.

– Подожди минутку, ладно? Я должен их проводить. А ты устраивайся, как дома.

Олэн обошел стойку и налил себе бокал шампанского. Посетители обслуживали себя сами и просто оставляли деньги на стойке, а в обмен на такую свободу действий никогда не требовали сдачи.

Олэн уже видел эту женщину. Потягивая шампанское, он стал соображать, где и когда. Они познакомились давно. В Марселе. Женщина жила с кем-то из прежней банды и слыла далеко не дурой…

Олэн налил второй бокал и сел. Вошел высокий мужчина с чемоданом. Его явно ждали. Франсуа достал газету и еще раз перечитал все подробности поездки в Монлери. В глубине бара разговор шел на немецком. Рядом со статьей Спартака на целых полполосы напечатали рекламу супершикарного галстука из кокосового волокна. Новую модель уже оценили на Тихом океане, и теперь она завоевывала парижский рынок. Внизу стоял адрес магазина в пригороде Сент-Оноре.

Сосед женщины разглядывал Олэна. Последний свернул газету и бросил на стол.

К нему снова подошел хозяин.

– Есть какие-нибудь новости о Шварцах?

– Нет, – ответил бармен, – но они куда-то свалили.

– Это я и сам знаю.

– Ты их больше не возишь?

– Ни их, ни кого другого, – довольно сухо проворчал Олэн.

Он сунул под бокал крупную купюру. Женщина и ее приятели больше не разговаривали. Тот парень, что смотрел на Олэна, встал и, в свою очередь, обошел стойку.

Бармен проводил Франсуа до двери. Экспансивный, как кусок масла.

– Эй, «О!», – крикнул парень из-за стойки.

Олэн уже держался за ручку двери.

– Эй! «О!», – еще раз крикнул тот тип. Он хотел выяснить, что его дружок с чемоданом будет пить.

Олэн резко развернулся и дважды выстрелил. Парень выронил бутылку и вцепился в стойку рукой. Одна пуля угодила в легкое, вторая раздробила плечо. Олэн легонько крутил пистолет на пальце.

– У меня есть имя, – сказал он. – Франсуа Олэн.

Бармен бросился поднимать сползавшего на пол приятеля.

Олэн равнодушно поглядел на всю компанию и, сунув пистолет за пазуху, вышел. Сердце билось совершенно спокойно, как на прогулке.

Бенедит начала читать газеты. Ей хотелось поблагодарить журналиста Габриэля Бриана за статьи о Франсуа Олэне – гонщике. Однако она не посмела.