Владимир Константинов - Жертва мистификации

— Браво, Марианна Юрьевна! — захлопал в ладоши Янсон. — Этого пижона давно следовало как следует проучить, но не находилось человека, кто бы отважился это сделать.

— И все же, я больше чем уверена, что вы просто вошли уже в образ вашего героя, — миролюбиво улыбнулась Светлана. Ссориться с первой встречи с ведущим актером театра явно не входило в её планы.

— Ну-ну, — криво и мстительно усмехнулся Земляникин. Смерил её с головы до ног взглядом. — Да вы ещё оказывается и психолог? Это уже интересно. — Он отошел от неё с таким видом, будто давал понять, что разговор между ними ещё далеко не окончен.

«Дура безмозглая!» — мысленно обругала себя Козицина. Едва появилась в театре, как уже успела обзавестись недоброжелателем.

К ней подошла хрупкая девушка с круглым курносым лицом, обрамленным светлыми кудрями. Большие глаза её смотрели на Светлану наивно и восторженно. Она протянула ей руку по-детски — ладошкой вверх.

— Людмила. Очень приятно! Надеюсь, будем дружить.

— Я тоже очень на это надеюсь, — улыбнулась Козицина, пожимая руку. Людмила наверняка исполняла в спектакле роль «школьницы» Катеньки.

Людмилу сменила жгучая красавица лет тридцати — тридцати пяти. У неё была великолепная фигура с несколько чересчур развитой грудью, а надменное лицо настолько совершенно, что казалось безжизненным, нереальным. Впечатление это усиливал неподвижный взгляд её темно-синих глаза. Будто перед Светланой стояла не живая женщина из плоти и крови, а восковая фигура. Эта наверняка играет роль красавицы Эльвиры Петровны — светской львицы.

— Эльвира Александровна Поморцева, — представилась она. — Слышала, что вы из Тамбова?

— Да, — ответила Козицина.

— А где это?

Светлана поняла, что вопрос был задан сознательно, чтобы поставить на место новую актрису. Ты, мол, милочка, не очень-то задирай нос. Подумаешь — Тамбов! Та ли ещё дыра! Многие даже не подозревают о существовании такого города.

— Это средняя полоса России, — ответила она с вежливой улыбкой.

— Да?! — делано удивилась Эльвира Александрова. — А я отчего-то считала, что это где-то на севере.

«Злючка, — решила про себя Козицина. — С ней нужно держать ухо востро».

— Я вам покажу его на карте, — пообещала она.

— Буду премного благодарна! — Неподвижное лицо Эльвиры Александровны изобразило подобие улыбки.

Янсон громко захлопал в ладоши.

— Все! Приступаем! Марианна Юрьевна познакомится с остальными в процессе репетиции. Начнем со сцены, когда жена героя является к нему в комнату. Марианна Юрьевна, вы выучили роль?

— Да.

— Помните эту сцену?

— Конечно.

— Очень хорошо. Владлен Петрович сядьте в кресло справа... Куда вы его тащите? Я же сказал — справа. Вы что, до сих пор не научились разбираться — где правая рука, а где левая?

— Это для вас — справа, а для меня — слева, — провочал великан, ставя кресло в нужное место.

— А вы, Марианна Юрьевна, встаньте в противоположной стороне... Да, здесь. Итак, представьте себе. Тишина. Полумрак. Беснующаяся за окном полная луна заливает комнату серебристым светом. Герой лежит на диване. События последнего времени сильно пошатнули его психику. И вот в левом углу комнаты бесшумно открывается потайная дверь и входит его жена, очень похожая на страшный призрак. Он её так и должен воспринимать. Итак, начали.

— Как, вот так сразу, — растерялась Светлана. — Без декораций, без грима?!

— В чем дело, дорогая?! — очень удивился режиссер. Обвел недоуменным взглядом остальных актеров, даже пожал плечами, подчеркнув тем самым, что он ничего не понимает в происходящем. — Вы ведь актриса, Марианна Юрьевна! Вы должны вообразить предполагаемые обстоятельства и в них жить и действовать.

И Светлана поняла, что она на грани провала. Страшно на себя разозлилась. Что же делать?! И тут она, вдруг, вспомнила как её героиня виконтесса Дальская очутилась однажды в городе будущего, населенного полулюдьми, полудраконами, как увидела там в музее под стеклянным колпаком своего горячо любимого рыцаря Ланцелота, и... И сразу ощутила себя такой маленькой и несчастной, что ей захотелось умереть.

— Я готова, — проговорила она чуть слышно.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Янсон. Он уже почувствовал произошедшую перемену с актрисой...

* * *

...Она оказалась в незнакомой комнате. За окном неистовствовал ветер, тарабаня широкими, мохнатыми лапами сосны в окно. Проникавший в комнату мертвенный свет делал предметы таинственными и зловещими. В потаенных углах прятались злые призраки. Слышалось лишь их едва внятное бормотание, шушукание и завывание. Она и сама была бестелесным призраком, одиноким и глубоко несчастным. На ней было подвинечное платье, уже изрядно обветшавшее от дальних странствий и посеревшее от космической пыли. На диване лежал рослый мужчина — муж. Она бесшумно к нему приблизилась и тронула за руку. Он открыл глаза, взглянул на нее. Лицо его исказила гримаса страха. Он хотел было закричать, но не смог этого сделать. Чуть слышно прошептал:

— Ты?! Как ты здесь очутилась?!

— Чижик, ты меня любишь? — спросила она жалобно, присаживаясь на край дивана.

— Нет-нет! — вскричал он, садясь, отодвигаясь от неё и прижимаясь к стенке. — Ты этого не можешь! Нельзя!

— Чижик, мне холодно, — пожаловалась она, протягивая к нему руки со страшными ранами на запястьях. — Согрей меня, Чижик!

— Не-е-ет! — заорал он благим матом. — Изыди, сатана!

— Ты меня не любишь! — констатировала она печально и, вдруг, горько навзрыд заплакала. — Мне там так одиноко! Скажи, за что ты меня убил?

— Я?!! — он даже поперхнулся возмущением и долго кашлял. Наконец, с предыханием проговорил: — Ну, знаешь?! Это называется — валить с больной головы на здоровую. А разве это не ты сама сделала?

— Нет, это ты. Я знаю, — убежденно проговорила она, продолжая плакать.

— Боже! Когда же кончится весь этот кошмар! — взмолился он, падая лицом в подушку, крича: — Тебя нет! Нет! Ты — лишь мое больное воображение! Просто, я схожу с ума! Схожу с ума! Схожу с ума!

Она встала и незаметно вышла из комнаты...

* * *

К Светлане подскочил главный режиссер и, обнимая за плечи, восторженно проговорил:

— Молодчина! Все замечательно! — Обернулся к остальным актерам и, потрясая в воздухе рукой, воскликнул: — Вот как надо играть, господа актеры!

А Светлана все плакала и никак не могла остановиться. Она все ещё оставалась в той темной комнате. А за окном все выл и выл ветер и хлестал по нему ветками сосны. Было одиноко и жутко. Она не была человеком, как написано в пьесе. Она была призраком, скитающимся в бескрайних просторах космоса и так тоскующим, так невыносимо тоскующим по людям. Жутко! Одиноко! Зябко! Господи! Прости меня, грешную! Пости и помилуй!