Владимир Константинов - Жертва мистификации

— Вы все шутите, Дмитрий Константинович!

— Вот это вы зря, Мира Владимировна. У меня даже в мыслях и все такое. Я никогда ещё в своей жизни не был так серьезен, как сейчас.

Она подошла почти вплотную, ударила кончиками остро отточенных коготков ему в грудь, дохнула в лицо запахом дорогого ещё не успевшего перегореть коньяка, рассмеялась гортанным, похожим на клекот журавля в брачный период, смехом, проговорила с предыханием:

— Какой вы опасный мужчина, Дмитрий Константинович! Какой загадочный и непредсказуемый!

Беркутова едва не сташнило и от этих слов, и от всех этой пошлой сцены. Ведь эта Лукреция сексуальной политики Кремля убеждена, что мент стал очередной её жертвой, что перед её перпетуум-мобиле не может устоять ни один здравомыслящий мужик? Под его натиском рушаться моральные устои и вековые традиции. И провалиться ему на этом самом месте, если она где-то по большому счету не права.

— Я такой, — ответил он хмуро.

— Проходите в зал. Я скоро, только пере-о-де-нусь. — Последнее слово она произнесла речитативом, как бы давая понять, что процесс переодевания включает две стадии — это, во-первых, раздевание, а уж потом все остальное. Во-вторых, по обоюдному согласию сторон, можно вполне ограничиться первой стадией и продить её до бесконечности.

— Хорошо, — сказал он, отстраняясь от её опасной близости.

В зал Дмитрий вошел уже в мрачном настроении. Сел в кресло. Закурил. И мысли в его голове теперь бродили тоже мрачные, даже зловещие. Очень он себя не уважал. Очень. Спецзадание у него, видите ли. Ха-ха! Не надо грязи, милейший! Кого ты хочешь обмануть? Захотел трахнуть смазливую бабенку — вот и все твое спецзадание. Оно тебе потребовалось для оправдания своей гнилой сущности. Определенно. И ещё вспоминал всуе имя святой женщины, козел. «Светлана! Любовь моя!» Не сметь, пошляк! Ты не достоен и мизинца этой женщины. Боже, где только у неё глаза! Ведь его, сукиного сына, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к порядочным женщинам.

Когда Аристархова вплыла в зал в том самом платье, в глубоком вырезе которого упруго волновалось все тоже аморальное «блюдо», Беркутов её уже ненавидел. И что он в ней нашел? Самка. Обыкновенная породистая самка. Не больше и не меньше. Да еще, ко всему прочему, соучастница убийства своего мужа. Неужели же он, Дмитрий, так низко пал?!

Он сделал официальное лицо и суконным голосом проговорил:

— Присаживайтесь, Мира Владимировна. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Что?! — удивленно спросила она, разом проглотив лучезарную улыбку и все остальное, а «перпетуум-мобиле» наконец-то остановился, стал неподвижным и твердым, как Самсон в Петродворце, раздирающий пасть этому... Как его? Гривастый такой? Царь зверей. Вот. «Перпетуум-мобиле» стал холодным и твердым, как Самсон раздирающий пасть льву. Определенно.

Беркутов положил на колени дипломат. Медленно раскрыл его. Долго перебирал бланки протоколов допроса. Может быть допросить её сразу в качестве подозреваемой? Было бы очень недурственно. «Гражданка Аристархова, вы подозреваетесь в убийстве вашего бывшего супруга.» «Ах! Ох!» Слезы. Истерика. Мысленно насладившись воображаемой картиной, Дмитрий поборол это искушение и извлек бланк протокола допроса свидетеля, положил его на дипломат, взял наизготовку авторучку. Еще не вечер. Будет она ещё и подозреваемой, и обывиняемой, и, даст Бог, подсудимой. Дай срок, будет белка и свисток. Определенно. А пока не надо травить гусей и бежать впереди паровоза.

Хозяйка продолжала стоять, а красивое её лицо выражало крайнюю степень недоумения — что же такое случилось с гостем и почему он из веселого и приятного во всех отношениях мужчины, вдруг стал таким бякой и занудой? Поэтому Дмитрий был вынужден строго сказать:

— Садитесь!

Она плюхнулась в кресло напротив.

— Но... Но... — капризно запрыгали её ярко-малиновые губы. — Но почему вы на меня кричите?!

— Я не кричу. Я вас официально допрашиваю. Понятно, гражданочка?

Слово «гражданочка» кажется доконало её окончательно.

— Но вы ведь только-что... Вы ведь сами, — в конец стушевалась Аристархова, все ещё не веря, что и на этот раз ей не обломилось и она не смогла затащить в постель нужного клиента. А так было бы здорово сделать из этого самоуверенного мента ручного попугая. И вроде все к этому шло. Что же случилось? И вообще, неприятный он тип. Никогда не угадаешь, что у него на уме.

А Беркутов почувствовал, как к нему вернулась былая уверенность и даже юмор, и увидел сидящую напротив пышнотелую стареющую красавицу, растерянную и несчастную. От волнения, от страха ли, но только на побледневшее лицо её высыпали многочисленные веснушки. И Дмитрий понял, что брюнеткой её сделал ландоколор или что-то в этом роде, А в детстве она была рыженькой девочкой, и испытала от этого массу неудобств. Мальчишки всех племен и народов также, как быки, отчего-то терпеть не могут красного цвета. И тело у неё скорее всего в конопушках. По белому рыхлому этакие крупных коричневые пятнышки. Бр-р! Картина не для слабонервных, да? Неужели он так низко пал?! Ведь ещё каких-то несколько минут назад мысли его двигались в совершенно другом направлении. Очень Беркутов не уважал себя в эту минуту, Ну очень, если не сказать больше.

— Как понимать ваше — «только-что» и что означает — вы сами"? — строго спросил он. — Мне непонятны ваши намеки, понимаете ли, и, не побоюсь этого слова, инсинуации? Почему вы себе позволяете и все такое? Я что, дал вам повод так себя вести по отношению к представителю власти? Я тут не в бирюльки пришел и никому не позволю дискредитировать. А то много развелось охотников вбить клинья. А все почему? А потому, что безответственность и беспринципность. Вот. Они далеко могут завести страну, если уже не завели. Это-то вы хоть понимаете?

Совершенно дебильная речь Дмитрия настолько заплела мозги и напугала Аристархову, что, казалось, лишила последних сил.

— Извините, — полепетала она помертвевшими губами.

Беркутов понял, что она созрела настолько, что пора приступать к делу.

— Мира Владимировна, вы знакомы с Олегом Николаевичем Пригодой?

Похоже, она давно ждала этого вопроса, так как слишком поспешно ответила:

— Да, знакома. — Глаза её теперь выражали страх, страх и ничего, кроме страха.

— Какие между вами отношения?

— А причем тут это... Я вас не понимаю, Дмитрий Константинович?

— А я вас, Мира Владимировна? Я что, спросил что-то недозволенное? Заставил вас нарушить клятву? Оскорбил вашу добродетель? Нет. Я всего навсего поинтересовался, как хорошо вы знаете Пригоду и какие между вами отношения.

— Но вы это сказали с таким подтекстом, что я невольно подумала, что вы имеете в виду... Извините. У нас вполне нормальные отношения.