Владимир Константинов - Жертва мистификации

— А при чем тут Ленка? — обернулся Колесов, сжимая крепкие кулачки. Когда речь заходила о его любимой жене, он становился крайне подозрительнельым, даже агрессивным.

Беркутов сделал вид, что пытается уйти от неприятной для друга и опасной для себя темы.

— Да нет, ничего. Это я так, к слову.

— Что она тебе сказала?! — сдвинул брови Сергей, глядя на Дмитрия, как фининспектор на зарвавшегося бухгалтера.

— Да успокойся, Сережа. Ничего особенного она не сказала. Так, глупость всякая.

— Ты хочешь сказать, что моя жена дура?! — Колесов даже привстал со стула, как бы давая понять, что Дмитрий ему друг, но честное имя жены ему дороже.

— Ну как тебе не совестно такое говорить! — «возмутился» Беркутов. — Ты ведь знаешь, как я к ней отношусь. Я её очень уважаю и где-то по большому счету люблю.

— Что она тебе сказала?! — прорычал Сергей.

— Она? Сказала? — Дмитрий сделал вид, что силиться вспомнить. — Ах да! Сказала, что ты в последнее время стал засыпать в общественном траспорте, как старый мерин — в стойле, пугая мощным храпом старушек-пенсионерок.

— Дурак ты, Дмима, и не лечишься, — проговорил Сергей, и для убедительности покрутил пальцем у виска, становясь сразу равнодушным к происходящему. — Взрослый мужик, а ведешь себя, как пацан какой, слушать тошно. Когда-нибудь ты со своими приколами нарвешься на крупную неприятность. Точно.

Он отвернулся к окну и стал наблюдать за объектом. В это время ворота распахнулись и из них на большой скорости буквально вылетела машина Студенцова. Из-за темных тонированных стекол невозможно было разглядеть есть ли кто в салоне.

— Где твоя «Нива»? — спросил Дмитрий друга.

— Здесь рядом, в проулке.

— Беги и попробуй догнать этого писателя.

— Задерживать?

— Ни в коем случае. Возможно, что Козицина в машине.

— Понял. — Сергей выскочил из дома и помчался к своей машине.

Беркутов позвонил Рокотову и сообщил о случившемся.

— Светлана в машине? — спросил тот.

— Не знаю. Из-за тонированных стекол невозможно ничего было рассмотреть.

— Хорошо. Мы примем меры, — сказал полковник и положил трубку.

Беркутов соеденился по рации с Хлебниковым, ввел в курс дела и предупредил, чтобы в любую секунду были готовы к штурму дома. Оставалось только ждать сообщения от Колесова. Минут через пять рация захрипела, закашляла и Дмитрий услышал голос друга:

— Машина направляется к городу. Веду преследование. Как понял.

— Понял, Сережа. Понял. Он тебя заметил?

— Если и заметил, то виду не поодал. Едет с обычной разрешенной скоростью, правил не нарушает.

— Счастливо тебе, Сережа!

Поведение Студенцова озадачивало. По всему, он должен был попробовать счастья и пробиться на юг. А он вместо этого едет в город, где у него практически не было никаких шансов. Что за всем этим кроется?

Еще сорок минут прошли в томительном ожидании. Наконец, Дмитрий вновь услышал голос Колесова. В нем слышалась явная растерянность.

— Сережа, он отпустил Светлану.

— Что значит — отпустил? — не поверил собственным ушам Беркутов. Действия Студенцова не поддавались никакому объяснению.

— А так, — ответил Сергей, — высадил её напротив облпрокуратуры, а сам умчался. Мы с «Волгой» пытаемся его достать.

— Примите меры к задержанию. Сообщи Рокотову.

— Ясно. Пока, Сережа.

Хоть Дмитрий и ни черта не понимал в просходящем, он знал лишь одно — его боевой товарищ Светлана Козицина жива и здорова, и уже полной грудью вдыхает восхитительный воздух свободы. А это замечательно! А то, что он её раньше недолюбливал... Дураком потому-что был. По большому счету она удивительная и очень славная. А серьезная — так это даже хорошо. Не всем же быть такими баламутами, как он, верно?

Настала пора действовать! Он схватил рацию и с воодушевлением прокричал:

— Максим!

— Слушаю, — тут же отозвался Хлебников.

— Вперед, «гардемарины»! Не посрамим чести, славные сыны Отечества! На штурм главной цитадели неприятеля! Да поможет нам Бог! — с пафосом проговорил Беркутов. Он достал пистолет, передернул затвор и выскочил на улицу. По ней со стороны леса на бешенной скорости уже мчался микроавтобус с омоновцами. Молодцы!

В это время ворота дома Студенцова открылись и из них показался «Форд».

— Стоять! — что было силы закричал Дмитрий, вскидывая пистолет и целясь в водителя. Увидел, как в боковое окно машины высунулось дуло автомата. Он среагировал мгновенно — выстрелил и упал на землю. На лобовом стекле «Форда» появилось аккуртное отверстие с расходящимися лучиками трещин и одновременно прозвучала атоматная очередь, но ни одна из пуль не задела Беркутова. Машина преступников уже была на улице, когда её настиг омоновский УАЗ и, не снижая скорости, врезался ей в передок. Скрежет металла, звон разбитого стекла, крики и маты как боевиков, так и омоновцев. Удар был такой силы, что «Форд» развернуло на сто восемьдесят градусов. Из микроавтобуса высыпали десять бойцов в камуфляжной форме с автоматами наизготовку. Беркутов вскочил, подбежал, возбужденно прокричал:

— Сопротивление бесполезно, господа «мокрушники»! Ваше время вышло. Выходить по одному и с непеременно поднятыми руками. Живо!

Из машины стали выходить мрачные боевики. Один, два, три, четыре. Не было Каспийского.

— А теперь «горбатый», — приказал Дмитрий. — «Горбатый», говорю. Толя Каспийский!

— Сам ты, мент, «горбатый», — раздался из машины обиженный голос Каспийского. — Не могу я. Мне ногу зажало.

Беркутов подошел к «Форду», заглянул в окно. Каспийский сидил впереди и скрежетал зубами от боли.

— Тебе, Толян, не ногу, тебе совесть зажало, — сказал укоризненно. — А это куда как серьезнее.

— Да пошел ты! — огрызнулся тот и безобразно выругался.

— Это лишний раз доказывает, что я прав. Определенно. А за все твое паскудство тебе, Кудря, корячится «вышак». Никак не меньше.

— Ты сначала, мент, докажи, — ответил Каспийский и вновь заматерился.

— Все уже доказано, Толя. Как говорится, туши фонари. Лишь чистосердечным признанием ты сможешь облегчить, если не вину, то душу. Так что спеши.

— А вот этого вот не видел?! — заорал Анатолий, складывая руки в неприличный жест.

— Зря ты так, — равнодушно проговорил Дмитрий. — Своим недостойным поведением ты лишь усугубляешь свое и без того незавидное положение. — Он повернулся к омоновцам, надевавшим на боевиков наручники и садивших их в микроавтобус: — Ребята, помогите этому любителю антиквариата и валютных проституток.

Ну вот и все. Беркутов почувствовал, как спало напряжение последних дней и он стал вялым, индифферентным и мягким словно домашние тапочки. Основное дело сделано. Осталось по мелочам. Все получилось на редкость удачно. Ему даже морду не набили. А это случалось крайне редко. Надо бы это как-то отметить.