Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Сонь, — позвала Груня, оставила санки, подошла поближе. — Прости меня.

Воровка едва заметно пожала плечами.

— А я уже и не помню.

— Спасибо. Только скажи бабам, чтоб не стеклили меня больше.

— Это от меня не зависит. Как будешь жить, так и будут стеклить, — ответила Сонька, прошла мимо товарки и скрылась за дверью своего барака.

Груня какое-то время смотрела ей вслед, затем наложила на саночки колотых дров и потащила их к общей куче под навесом.

Было уже темно, Сонька сидела в одиночестве под бараком во дворе, куталась от мороза в дохлую кацавейку, слушала жизнь арестантского поселка. Из некоторых дверей доносился смех и бабий говор, в каком-то бараке пели, а из мужской половины поселка тоже слышались песни, но только какие-то тягучие, заунывные.

К воровке подошел мужичок, присел рядом. Он был неприметный, маленький, щуплый, измотанный пересылками и каторгой. Не говорил, а сипел.

— Здравствуй, Соня.

Она удивленно посмотрела на незнакомца.

— Здравствуй.

— Ты меня не знаешь, я тебя знаю. Тебе привет от мужиков.

— От кого?

— От товарищей. — Он огляделся, шепнул: — Денег передали, — и попытался всунуть ей в ладонь что-то. — Держи.

Сонька отвела его руку.

— Зачем?

— Заплатишь вольным, они жрачки принесут, чтоб не сдохла. Это деньги от общака. Соня.

Она с усмешкой качнула головой:

— Не надо. Мне и пайки хватает.

— Не веришь, что ли?

— Верю.

— Я — Семен Ржавый. Товарищи узнали, кой-чего провернули, велели тебе передать.

Дверь барака открылась, и в проеме показалась голова Груни.

— Соня, ступай пить чай.

— Сейчас.

Сонька поднялась.

— Передай мужикам, если понадобится, я сама попрошу.

Она направилась к дверям, арестант неожиданно придержал ее.

— Соня… — взял руку, неожиданно приник к ней лицом. — Ты наша гордость, Соня. Держись.

И Семен быстро двинулся прочь.

Когда Сонька вошла в барак, арестантки дружно пили чай.

Она протолкалась к своей постели, взяла наполненную горячей жидкостью кружку, молча стала пить.

— Кто это к тебе приходил? — подала голос Груня.

— Знакомый.

— И как он проник? Мужиков к нам ведь не пускают.

— Проник.

— Чего хотел?

— Тебя спрашивал.

Груня рассмеялась:

— Ой, только не парь! Небось чего-то уже удумала? Говори, мы тут все свои, одинаковые!

Вдруг Сонька сорвалась, резко ухватила арестантку за глотку:

— Всюду лезешь! Все хочешь знать! Но запомни: меньше знаешь — крепче спишь!

Наступил день, и снова — угольная пыль, разлетающийся во все стороны колотый уголь, нагруженные санки, полная чернота, неожиданно яркий свет, когда выбираешься на поверхность.

Сонька работала на автомате: уголь, лопата, санки, надзиратели, длинная черная яма.

Под утро дверь барака с треском открылась, и к спящим арестанткам ворвались три охранника.

— Лежать! — закричали. — Никому не двигаться! Оставаться на шконках!

Кто-то из арестанток выкрутил фитиль лампы посильнее, чтоб в бараке стало светло, и охранники начали свою работу. Первым делом они кинулись к Соньке:

— Встать! Мордой к стене!

Воровка послушно выполнила команду, заложила руки за голову. Охранники вывернули наизнанку всю одежду, переворошили матрац, распороли наволочку на подушке, перевернули тапчан, выпотрошили тумбочку. Один из охранников сказал старшему:

— Ничего нету.

— Веди к начальнику, — распорядился тот. — Мы других пошмонаем.

Младший охранник повернулся к воровке:

— Одевайся. Свожу на свидание.

Сонька не спеша стала одеваться, не сводя с Груни тяжелого взгляда.

— Чего смотришь? — взорвалась та. — Думаешь, опять я?! А я не знаю, чего они хотят! — И крикнула старшему охраннику прямо в лицо: — Чего здесь нужно? Чего всех подняли?

— Опосля узнаешь.

Прапорщик сидел за столом с мрачным, тяжелым лицом. Кроме него, в кабинете находился немолодой лысый господин явно иудейского происхождения. При появлении Соньки оба замолчали, повернули головы к воровке. Она остановилась возле двери, в ожидании посмотрела на мужчин.

— Господин Юровский, — обратился к гостю прапорщик, — вам знакома эта дама?

Юровский тронул плечами.

— Не имею чести знать.

— Это та самая Сонька Золотая Ручка.

— Да, я слышал это имя. А почему, господин прапорщик, если она такая знаменитая воровка, то проживает в поселке на положении вольного жителя?

— Таково предписание суда.

— Какого суда? — взорвался Юровский. — Почему я, честный лавочник, должен каждую ночь или день бояться, что эта дама заберется ко мне в дом и сворует все, что я заработал за все эти годы? А с чего вы взяли, что это не она украла мои деньги?

— По этой причине я ее сюда и вызвал.

— Так посадите ее! Учините допрос с пристрастием, и она выдаст всех своих сообщников!

Солодов посмотрел на Соньку.

— Господин Юровский уважаемый человек в нашем поселке. Он владеет здесь корчмой и двумя продуктовыми лавками. Ночью из его дома украли пятьдесят шесть тысяч рублей.

— Сумасшедшие деньги! Это все, что я заработал на этом проклятом острове! — закричал лавочник. — Моя жена Сима не находит себе места и даже желает повеситься!

— Хотите сказать, — спокойно произнесла Сонька, — что это я украла деньги?

— Нет, вы посмотрите, как она разговаривает! Вы — воровка! На вас клеймо! — Юровский все никак не мог остановиться. — И вы не можете спокойно жить, когда у кого-то имеются деньги!

Воровка выждала, пока он замолчит, прежним тоном сказала:

— Я имею здесь три точки — барак, прииски, теперь шахту. Больше я никуда не выхожу.

— Кто к тебе приходил ночью? — вступил в разговор прапорщик.

— Когда?

— Две ночи тому. Ты сидела с ним возле барака.

— Никого не было.

— Вот видите? — чуть ли не обрадовался Юровский. — Опять врет! Разве она скажет правду?!

— Ты имела ночью разговор с кем-то из арестантов. С кем?

— Не понимаю, о чем вы говорите, господин начальник.

— Значит, так, — поднялся лавочник. — Честные жители Александровского Поста выражают вам, господин начальник, свое неудовольствие и озабоченность таким положением. Мы будем добиваться, чтобы особы, подобные этой Золотой Ручке, пребывали не на свободе, а за толстыми тюремными стенами!

— Но, господин Юровский, — вежливо обратилась к нему Сонька, — с чего вы взяли, что это именно я украла ваши пятьдесят шесть тысяч?

— Видите, она даже запомнила сумму! — воскликнул тот и объяснил воровке: — Украли именно вы! Но даже если не вы, то все равно — вы!.. Потому что вы так живете! Я зарабатываю, вы — воруете! — И, уходя, лавочник плюнул в нее.

Уставшие женщины еле плелись домой, в барак. Дома предстояло сначала кое-как помыться, затем поужинать и сразу провалиться в сон.