Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

В своей комнате девочка подошла к фортепиано, открыла крышку инструмента, уселась на стульчик и пробежалась пальчиками по клавишам. Барон остановился сзади, окинул взглядом изящную фигурку, перевел взгляд на ловко бегающие по клавишам тонкие пальцы. Провел ладонью по голове Сони, пробормотал:

— Какие пальчики! Их бы целовать, любить, кусать…

Девочка перестала играть, поднялась, растопырила пальцы перед лицом пана Лощинского.

— Пальчики у меня золотые, пан барон. Имейте это в виду.

— Имею, детка, — засопел тот, обхватил Соню за талию, стал страстно целовать ее руки, глаза, лицо. — Конечно имею! С ума сойду… Ничего не соображаю… Любимая, желанная…

Соня, со смехом отбиваясь, нащупала в боковом кармане его брюк цепочку, ловко оттянула кармашек и вытащила оттуда увесистые золотые часы. Быстро сунула их себе под юбку, резко оттолкнула барона:

— Что вы позволяете себе, пан барон!

— Деньги, золото, богатство… Требуй все, что захочешь, только позволь прикасаться к тебе, деточка, — продолжал бормотать тот, не в состоянии прийти в себя. — Не гони прочь, не отказывай! Ты не представляешь, какая ты восхитительная!..

— А что скажет ваша жена?

Барон оторопело уставился на нее:

— А почему она должна что-то говорить?

— Вы не любите ее?

— С чего ты взяла?

— Тискаете меня!.. Вам что, жены не хватает?

Пан Лощинский в крайнем смущении отступил на пару шагов, растерянно пожал пухлыми плечами:

— Жены, конечно, хватает. Но… ты такая молоденькая, восхитительная.

Соня подошла к нему:

— Тогда женитесь на мне. Вы мне нравитесь. Толстенький, богатенький, я люблю таких.

Она попыталась обнять барона, но он оттолкнул ее, суетливо полез во внутренний карман сюртука, достал мятую ассигнацию и протянул девочке.

— Купи себе вкусностей. Но только твой язычок должен быть за замком. Пусть все останется между нами.

И скатился вниз по ступенькам.

Соня постояла некоторое время в улыбчивой задумчивости, достала из-под юбки тяжеленные золотые часы, спрятала их за стопку нотных тетрадок. Села за фортепиано, взяла несколько аккордов и тут услышала шаги на лестнице — кто-то поднимался к ней наверх.

Это была Фейга. Она подошла к девочке сзади, некоторое время слушала музыку, затем изо всех сил ударила сестру по голове.

Соня вскочила, но все же удержалась на ногах, шагнула к старшей сестре, крепко сжав кулачки:

— Ненавижу тебя.

— Я тебя не меньше. Но учти, буду ломать, пока не сделаю послушную шлюшку, приносящую доход семье.

Внизу хлопнула входная дверь, и до слуха сестер донесся бодрый голос мачехи:

— Девочки, вы дома? Чем вы там занимаетесь?

— Разучиваем новый этюд на фортепиано! — весело ответила Фейга. — У вас к нам разговор, пани Евдокия?

— Не пани Евдокия, а мама. Спускайтесь, надо кое о чем посоветоваться.

Мачеха была слегка подшофе. Она сидела на стуле вытянув ноги и насмешливо смотрела на спускающихся по скрипучей лестнице девушек. На столе перед ней стояла бутылка вина и стакан.

Когда девушки послушно уселись за стол, Евдокия налила себе вина и сделала пару глотков.

— Первое: будете грызться как собаки, воспитывать начну я. И тебя, малая, и тебя, дылда.

Фейга дернулась было от оскорбительного обращения, но мачеха жестко взглянула на нее и кивнула на стул:

— Сидеть! И запомните, стервы, в доме должны быть любовь и порядок! — Она сделала еще глоток. — Теперь по делу. — Евдокия остановила глаза на старшей сестре. — Дом пани Елены наш. Деньги я уже внесла.

— Значит, пани Елена уехала? — тихо поинтересовалась Соня.

— Уедет. Завтра, — ответила Евдокия, продолжая смотреть на Фейгу. — Ты, Фейга, будешь вести этот дом. Это будет салон для избранного общества.

— Ни один уважаемый пан не пойдет в такую халупу. Дом надо привести в надлежащий вид, — возразила Фейга.

— Приведем. Но прежде надо привести в надлежащий вид тебя, милая. Подойди к зеркалу, глянь на себя: халда халдой! — Мачеха достала из ящика бюро пачку крупных купюр и положила на стол. — Хорошая одежда, вкусный парфюм, дорогие украшения — вот что должно отличать хозяйку салона от прочей публики!

— Я тоже буду при салоне? — спросила Соня.

— Ты будешь при муже, — посмотрела на нее мачеха. — Завтра нам нанесет визит пан Школьник с сыном, думаю, парень тебе понравится.

— Но мне только пятнадцать, — попыталась возразить Соня.

— Детка моя, тебе не «только» пятнадцать, а уже пятнадцать. А через месяц будет целых шестнадцать.

— Но, может, пусть Сура до замужества попрактикуется в салоне? Там будут интересные мужчины, — неуверенно заметила Фейга.

Евдокия рассмеялась:

— Одно другому не помешает. Салон — отдельно, муж — отдельно.

Соня вышла за ворота и побрела знакомой дорогой к дому своей учительницы. Девочка остановилась возле продуктовой лавки, она наблюдала, как грузили в повозку вещи отъезжающей пани Елены, как нанятые люди торопливо и деловито выносили чемоданы, тюки и негромоздкую мебель. Как пани Елена ставила у повозки аккуратно упакованные коробки с самыми ценными и хрупкими предметами.

Соня стояла как завороженная, и по ее щеке медленно сползала слезинка.

Девушка не спеша брела по жаркой пыльной улице, провожала бессмысленным взглядом людей, лавки, проносящиеся повозки. Неожиданно Соня увидела что-то знакомое в фигуре ладно одетого мужчины, который с достоинством и спокойствием пересек улицу и вошел в винную лавку. Она узнала его — это был тот самый пан офицер из полиции, который избил ее отца до смерти. Соня напряглась и быстро вошла следом за офицером в лавку.

Тот стоял у длинной винной полки, выбирая подходящий напиток. Девушка подошла к нему вплотную и тоже принялась изучать бутылки со спиртным. Пан офицер с раздраженным недоумением взглянул на нагловатую девушку, отодвинулся на шаг. Соня выждала какое-то время и снова придвинулась к мужчине. Полицейский выбрал наконец нужное вино, достал из заднего кармана брюк бумажник, расплатился за покупку, сунул бумажник на прежнее место и повернулся, чтобы уйти. Девушка быстро и ловко протянула руку, запустила изящные пальчики в офицерский карман и снова уставилась на полки с бутылками.

Когда пан офицер ушел, Соня не спеша засунула бумажник под кофточку и тоже покинула винную лавку.

На следующий день повозка пана Школьника вкатилась во двор дома покойного Лейбы. Будущий свекор и будущий муж торжественно проследовали в гостиную.

Сын пана Школьника оказался тощим прыщеватым молодым человеком двадцати лет, неуверенным в себе и стеснительным. От зажатости Шелом методично щипал себя за худые ляжки, бросал короткие огненные взгляды на красивую Соню, смущенно слушал велеречивый монолог отца. Отец, напротив, был невероятной упитанности, он сидел в кресле расслабленно, по-домашнему, с удовольствием пил из блюдечка чай и с еще большим удовольствием держал речь перед молоденькой девушкой и принаряженной Евдокией.