Борис Пугачев - Дуэль с собой

Он бесился, но отвечал всем, поскольку звонили в основном сотрудники и руководители служб института. Первый отдел требовал сдать печать и портфель, бухгалтерия никак не могла разобраться с малоценкой, выданной Родику в разные годы. Даже инструменталка требовала, чтобы он вернул штангенциркуль и динамометрический ключ, за которые много лет назад расписался на каких-то испытаниях. Не менее сотни бывших коллег интересовались различными вопросами своего будущего — все они так или иначе получали у Родика зарплату. Он терпеливо общался с каждым… Кроме того, Родик ждал звонка из КГБ — но там то ли забыли о нем, то ли что-то готовили. Сам он звонить туда не хотел, хотя думал об этом беспрерывно, особенно ближе к ночи, когда суета прекращалась.

Как-то позвонил заместитель директора по науке и попросил Родика принять его и еще нескольких человек в любое удобное для него время. Родик предложил сделать это вечером после работы, сославшись на отсутствие в другое время жены.

Делегация из института оказалась очень представительной. Кроме заместителя директора, приехал председатель профкома, ученый секретарь и начальники двух отделов. Где-то достали молдавский коньяк «Белый аист», мандарины и ананас. Даже жене подарили цветы.

Родик заранее переместился из спальни в столовую, а жена приготовила много вкусной еды и даже испекла безе, чего не делала со времени их знакомства.

Разговор оказался длинным, но для Родика приятным. Его уговаривали остаться. Рисовали перспективы, предложили должность начальника отдела, а после выборов директора, при условии, что Жмакин им не станет, — должность заместителя директора.

В какой-то момент Родик заколебался, но, еще раз прокрутив в голове события последних месяцев, он заставил себя не менять решения. Всех поблагодарил, заверил, что работы, которые он вел, не будут брошены и он в любой момент будет открыт для консультаций. Более того, он предложил в связи с тем, что будет болеть еще, вероятно, долго, а увольнять больного по КЗОТ запрещено, оформить «бегунок», трудовую книжку и другие необходимые документы задним числом и оплатить недостающую малоценку без учета ее амортизации. Наконец все поняли, что переубедить Родика не удастся, и перешли к обычному застолью. Заместитель директора после нескольких рюмок расчувствовался и поднял тост за дальнейшие успехи Родика, а потом и вовсе заявил, что Родик мудрее всех и вовремя уходит из этой клоаки, где скоро не будет ни денег, ни науки.

Вслед за замом за него стали поднимать тосты другие, выражая надежду, что Родик не забудет их и родной институт. Потом начали требовать, чтобы он выпил вместе с ними за свое здоровье, и делали это так настырно, что Родик, хотя и лечился антибиотиками, для их успокоения пригубил рюмку. В конце концов пришедшие с удовольствием допили принесенный коньяк и еще две бутылки водки, имевшиеся у хозяина, пожелали скорейшего выздоровления и уже за полночь разъехались по домам.

После этого разговора все, связанное с увольнением, стало продвигаться быстро, звонки прекратились, и единственное, что еще сделал Родик, — передал печать первого отдела и подписал какую-то доверенность на своего бывшего заместителя.

Так завершился пятнадцатилетний карьерный бег Родика, на который он потратил лучшие годы, не получив взамен того, к чему стремился, хотя и был в этом забеге фаворитом… Он еще не догадывался, что это важнейшее событие в его жизни, называемое в авиации проходом «точки невозврата». Он еще не знал: этот момент разделил все, что его окружало, включая друзей и близких, на «до» и «после». Он еще не понимал: «до», прочно вошедшее в его сознание как образ жизни, уже стало враждебным, а «после» содержит слишком много неизвестного, да и сам он еще не принял это «после» как новую цель своей жизни.

Однако все имеет конец. Прошла неделя с момента приезда Родика в Москву, и хлопоты почти завершились. Телефон звонил редко, посетителей, кроме друзей и родственников, не было. Теперь, приходя из школы, дочка разогревала для него обед и с удовольствием рассказывала детские новости, а Родик спокойно слушал и вникал в ее проблемы. Они возобновили уроки рисования. Родик приспособил кусок оргалита, а Наташа пользовалась кистями и красками, что раньше бы бесило Родика, а сейчас он даже радовался. Наперегонки рисовали то красками, то углем все подряд — от пустых бутылок до воображаемых космических пейзажей. С приходом Лены все прекращалось. Наташа грустно уходила готовить уроки, а Родика начинали мучить медицинскими процедурами. Вечером всей семьей смотрели телевизор. Так продолжалось несколько дней.

Эта идиллия для Родика была непривычна. Не умел он бездействовать, даже тяжело болея, а занятия с дочкой не заполняли образовавшийся вакуум. Родик вспомнил о предложении Юры Розенблата, который, судя по всему, до сих пор обижался — не звонил и не появлялся. Родик еще раз внимательно прочитал и попробовал обобщить Постановления по внешнеэкономической деятельности. Посоветоваться было не с кем, и в голове у него царила неразбериха, связанная с противоречивостью изученного… Юра оказался прав, что понятно только одно: недавно вся страна испытала шок от разрешения самостоятельно вывозить товары за рубеж и получать валюту, хотя и не всю. Иметь легальную валюту даже в малых количествах хотелось всем. Все остальное, связанное с возможностью проникновения во внешнеэкономическую деятельность, ему, проработавшему всю жизнь в закрытом институте, понять не удалось. Поразмыслив, Родик позвонил Юре и сообщил, что чувствует себя существенно лучше и с понедельника готов приступить к реализации его предложения.

— Родион Иванович, я в курсе, что вы тяжело болеете, — официальным голосом да еще и на «вы» начал Юра, — но для меня выход на международный рынок — единственная надежда. Я, помимо вас, договорился с художественным салоном на Новом Арбате об экспонировании на выставке под их эгидой и уже готовлю список изделий и гарантийные письма об оплате площадей.

— Ладно, кончай обижаться, — парировал Родик. — Во-первых, у тебя не хватит денег, во-вторых, изделия мы делали на паях, в-третьих, мне самому интересно. С понедельника обещаю отбросить все дела и даже выслушать твою лекцию о возможностях внешнеэкономической деятельности. В отличие от меня ты в этом уже несколько месяцев варишься. В десять в понедельник жду тебя. До новогодних праздников во всем надо разобраться…

Родик знал, что Юра очень вспыльчив, но отходчив, мягок и интеллигентен. Кроме того, он был очень разумным и реалистично мыслящим человеком и вообще, если подумать, давно стал его другом. Поэтому Родик с легким сердцем повесил трубку, будучи уверен, что утром в понедельник Юра придет. При этом он беззлобно подумал: «Мог бы, паразит, и сам позвонить. Я все-таки болею. Ребенок да и только. Живет в своей ювелирной скорлупе среди себе подобных. А я…»