Борис Пугачев - Дуэль с собой

На обратном пути, разгоняя машину до предельной скорости, Родик особенно остро ощутил, как снова раздваивается его сознание. Это доставило ему почти физическую боль. С одной стороны, он уже начал томиться без Оксы, с другой — его мучило нечто вроде вины перед женой и дочерью. Причем совесть грызла за многие «проступки», среди которых связь с Оксой занимала не первое место. Он считал, что ведет себя «не по-товарищески», катаясь по заграницам, шикарно отдыхая в Душанбе, а жена кроме работы и дома ничего не видит. Оправдание, что он обеспечивает семье материальное благополучие, было слабым и не снимало тяжести с души. Отношения же с Оксой, начавшиеся как мимолетное увлечение, естественное для любого мужчины, переросли во что-то пока неясное, но значимое для него. Родик, не имеющий большого опыта любовных похождений, боялся потерять ту меру, при которой еще может существовать его семья. За годы супружеской жизни с ним это происходило впервые. По сути, он был однолюб. Конечно, в длительных командировках у него появлялись женщины, но они как приходили, так и уходили, будучи лишь атрибутом такой жизни. В случае же с Оксой все оказалось иначе. Бесспорно, у них был роман, но роман двух неравных во всем людей, имеющих различный уровень образования, воспитания, жизненного опыта, умственного развития. Все чаще это выплескивалось в мимолетных скандалах, хотя и быстро забываемых. Все это свидетельствовало о том, что рассматривать эти отношения в плоскости семейной жизни не имело смысла. Две близкие ему женщины в сознании не ассоциировались друг с другом, да и сами они не конкурировали. Пока, о многом догадываясь, жена Родика, будучи умной и очень сдержанной женщиной, не усугубляла ситуацию, хотя определенное напряжение в их общении все же существовало. Окса вообще, казалось, воспринимала наличие у Родика семьи как естественную необходимость. Головой он понимал, что долго это тянуться не может, рано или поздно придется делать выбор, но сердце было еще не готово. Бросить жену он не мог — ведь самые тяжелые годы нищей жизни в коммуналке, а потом и все тяжести Родиковой карьеры во многом легли на ее плечи. Кроме того, она мать его любимой дочки. Оставить Оксу он тоже не находил сил…

«Раньше жизнь была проще, — подумал он. — Я всегда гордился тем, что могу принять решение, выбрать нужный путь и добиваться одной цели. В этом году — проблема на проблеме, и нет однозначного ответа. Существую одновременно в нескольких измерениях. Меня можно использовать как иллюстрацию к главе квантовой физики о жизни электронных оболочек… Ладно, пора начать думать о Новом годе. Колька, обормот, не прислал до сих пор шубу для Лены. Может, и хорошо, а то она, получив такой дорогой подарок, заподозрит неладное. Хотя так моя совесть слегка успокоилась бы… Черт, опять раздвоение…»

По традиции Родик посвящал один из предновогодних дней телефонным поздравлениям. Для этого он составлял список и педантично всех обзванивал.

Одним из первых в списке значился Абдужаллол. Поблагодарив за поздравления, тот пообещал, что они с Олей поздравят Родика в новогоднюю ночь, и сообщил, что сегодня Дима сделал всем новогодний подарок. Экспертиза найденных ключей дала мощную зацепку. Благодаря ей они придумали оперативную хитрость, и, вероятно, скоро все прояснится. Родик обрадовался и согласился, что это и впрямь был бы самый лучший подарок, который Абдужаллол преподносил ему когда-либо.

Повесив трубку, он подумал: «Абдужаллол напомнил мне об очередном раздвоении. С момента пропажи денег я ловлю себя на том, что, разговаривая с сотрудниками, все время анализирую их с позиций «вор — не вор», а потом стыжусь этого. Стыжусь и сказать им о своих подозрениях, а необходимость такого двуличия тяжело переживаю. Неужели все это лицемерие и подозрительность являются неотъемлемой частью моей новой жизни? Надо кончать с этим, а то испорчусь… Следует учиться создавать коллектив по принципу семьи, чтобы отношения были прямые и ясные. Японцы, говорят, это умеют… Хотя в семье у меня тоже двуличие. Кошмар…»

Не так страшен черт, как его малюют.

Пословица русского народа

Встретили Новый год, отпраздновали Старый Новый год. Убрали елку, вымели иголки. Праздничное настроение улетучилось. Потекли будничные дни, наполненные стрессами, удачами, мелкими победами и промахами. В целом все шло своим чередом. Можно даже было сказать, что год начался хорошо. Одно только дело Родик постоянно откладывал — звонок в КГБ. Тянуть время дальше становилось все более неразумно. Родик хотя и наблюдался у врача, но уже не соблюдал постельного режима и свободно перемещался по городу. Это было известно всем, и если за ним наблюдали, то выводы могли сделать не в его пользу. Родик заставил себя набрать нужный номер.

Долго объяснять, кто и зачем звонит, не пришлось. Ему предложили к одиннадцати часам завтра появиться в известном всем здании на улице Дзержинского.

Родик подъехал несколько раньше и, сидя в машине, в который раз анализировал ситуацию, мысленно репетируя ответы на возможные вопросы. Без нескольких минут одиннадцать он открыл тяжелую во всех смыслах дверь. К нему тут же подошел уже знакомый сотрудник районного отдела, пожал руку, попросил паспорт, и через несколько минут Родик, предъявив пропуск, впервые в жизни попал внутрь самого зловещего здания страны. Отвечая на, казалось бы, ничего не значащие вопросы о здоровье и праздновании Нового года, он поднимался по лестницам, шел по каким-то коридорам и наконец очутился в просторном кабинете. От волнения он даже не запомнил дорогу.

Из-за стола поднялся тучный крупный мужчина средних лет, совершенно не похожий, по представлениям Родика, на сотрудника КГБ. Он вежливо протянул руку, поздравил с Новым годом и представился Степановым Алексеем Владимировичем. Неожиданно для Родика разговор (а может, хотя никто ничего не записывал, и допрос) начался с общих вопросов и замечаний о здоровье, семье, работе, перестройке, международном положении. Родик отвечал очень осторожно, часто отделываясь общими фразами. Беседа все более склонялась к экономике. Родик уже привык к манере собеседника задавать один и тот же по смыслу вопрос, облекая его в разные слова и контексты. Алексея Владимировича, судя по всему, очень интересовало мнение Родика о перспективах новых экономических подходов к развитию перестройки. Родик сперва высказывался уклончиво, ссылаясь на свою неопытность. Однако, когда Алексей Владимирович проявил завидную осведомленность о его успехах на поприще НТТМ и связанных с этим скандалах в институте, решил, что он ничем не рискует, и стал более конкретным.