Елена Муравьева - Азбука мести

— В вас чувствуется…как бы сказать… внутренняя сила, уверенность, умение быть самим собою…самобытность…

Лесть в больших дозах, откровенная и смелая — лучший способ расположить к себе собеседника. Круглов, насмешничая, перебил:

— Вот так живешь и знать не знаешь какой ты замечательный. Считаешь себя заурядной серостью и недотепой, а на самом деле былинный герой. Приятно черт возьми. Очень приятно.

Полищуки обменялись взглядами. После чего молодой, вытягивая провалившуюся мизансцену, выразительно покачал головой, как бы отыгрывая немую реплику: «вот, вот… внутренняя сила и самобытность и уверенность в каждом слове».

— Жаль синяки и разбитая губа вас портят. Простят. Синяки всегда — профанация духа. — Глеб Михайлович сочувствующе поцокал языком. — Да-аа…Это вас друзья-приятели отделали?

Круглов не стал лукавить:

— Нет. Работодатель проявил отеческую заботу.

— По поводу? — неприятно удивился Глеб.

— Скажем так…мне объяснили, кто в доме хозяин…

— Он вас так жестко контролирует?

Валерий Иванович пожал плечами.

— Это первый случай.

— Он щедро платил? — снова Глеб.

— Нет, — честно сознался Круглов. — Мы встретились в трудный для меня момент. Я был нищим, бездомным, одиноким. Не знал, что делать дальше, куда идти. Я не мог торговаться и не мог отказаться от этой работы. Поэтому он купил меня по дешевке.

— Но вы могли предупредить Виктора о планах вашего шефа. За деньги, естественно. — Молодой Полищук внимательным взглядом смерил Круглова, словно предлагал не тогдашнему, а нынешнему Круглову сдать патрона с потрохами.

— Не мог, — не принял намек Валерий Иванович. — Тогда эта информация стоила копейки. К тому же, у меня с Дмитрием фактически односторонняя связь. Он очень осторожный человек. Он выходит на связь, когда считает нужным. Тщательно фильтрует свои слова. Я неоднократно пытался выяснить в чем причина его ненависти к Виктору. Однако, знаю столько же, сколько в первый день.

— Виктор тоже не может догадаться, чем и кому насолил, — пожаловался Глеб Михайлович грустно, словно речь шла о малом ребенке, ни за что наказанном придирчивым учителем. — Он, конечно, шалопай редкий, но не злой, в общем-то, человек.

— Его не за что карать так жестоко, — подтвердил Глеб.

Валерий Иванович нарочито устало прикрыл глаза:

— Как я уже говорил: в суть заговора не посвящен. Соображений о целях Дмитрия не имею. Предположений не строю. Я — исполнитель. Сказали — сделал. Не сказали — сижу жду, пока скажут. В некотором бизнесе лишнее любопытство не приветствуется. Это как раз тот случай.

— И все же некоторые выводы вы, безусловно, сделали.

Круглов в раздражении сцепил пальцы. Ему надоели острые взгляды и прицельное внимание Глебов Михайловичей, его коробил почти не прикрытый препарирующий интерес, с которым старый и молодой Полищуки разглядывали его.

«Они исследует меня словно жука», — сердито подумал Валерий Иванович. И, поддаваясь впечатлению, представил: толстый неуклюжий жук-навозник; фиолетовая блестящая спинка, пронзенная острой иглой; судорожные движения еще живого, но умирающего существа.

Бр-рр…Круглов передернул от отвращения плечами. Он почувствовал себя этим жуком.

Он почти явственно увидел пикирующее движение иглы,

почти ощутил холодок страха в преддверии смерти;

почти услышал хруст пробитого сталью панциря,

почти испытал невыносимую боль.

И понял, вырываясь из наваждения: Полищуки, оба и старый и молодой — это смерть, боль, хруст и страх. Они — рука с иглой, хозяева, властители, правые миловать и карать. А он сам — обреченный жук, ожидающий смерти. Он подчинен, подвластен, зависим, неволен.

Из маленьких умных глаз Глеба Михайловича, спрятанных за стеклами очков, на Круглова изливалась громадная всепоглощающая жалость. Жалость к малости, убогости, глупости, ничтожности, суетности посмевшей сопротивляться могучему и неодолимому величию. Нет ВЕЛИЧИЮ. СИЛЕ. ГРОМАДЕ.

Круглов перевел взгляд на Глеба. Парень старался изо всех сил. Копировал деда. Но в силу юных лет, его «величие, сила, громада» на заглавные буквы не тянули. А с прописными Круглов мог справится без особых усилий.

— Лирическое отступление закончено? — спросил иронично, но всячески избегая взгляда старика, и от того сердясь на себя. — Тогда перейдем к делу. Дмитрий требует сто тысяч долларов. Взамен обещает оставить Осина в покое. Виктор намерен платить?

Старый адвокат ответил не сразу. Сначала он обменялся немой репликой с внуком.

— Да, — сказал наконец Глеб Михайлович. — Как только Виктор выздоровеет и соберет деньги. Для него сто тысяч — большая сумма. Очень большая.

— Выздоровеет…соберет…очень большая… — Круглов кивнул. — Это все отговорки. Если вы собрались тянуть время, значит, намерены провести расследование. Я прав?

— Да, — не стал спорить старый Полищук.

— Что ж, флаг в руки. В рамках отпущенного времени, делайте, что угодно.

— Мы хотим поручить расследование вам.

Валерий Иванович неприятно удивился:

— Мне? Почему мне?

— Если я не ошибаюсь, вам обещано двадцать процентов, то есть двадцать тысяч баксов. Но неужели вы надеетесь получить деньги? — спросил старый Полищук, раскрашивая различной интонацией каждое слово. «Вы» звучало пренебрежительно иронично, «надеетесь»- язвительно, «получить» — колко и едко, а уж «деньги» вовсе отражали полное неверие адвоката в благоприятный исход дела.

Круглов быстро ответил:

— Я допускаю разные варианты.

Молодой Полищук одобрительно кивнул. Предусмотрительность собеседника его порадовала.

— Расчеты с наемниками часто складываются не к пользе последних. Риск быть обманутым существует всегда. Хорошо, когда есть гарантии. Плохо, когда их нет. Извините, Валерий Иванович, но в нынешние времена не особенно церемонятся с людьми. При исполнении разовых заданий, редко кто платит честно.

— К чему в клоните? — сердито буркнул Круглов.

— К тому, что на данном этапе интересы ваши и Виктора совпадают. Нельзя платить или наоборот надеяться получить деньги, не имея гарантий. Надо отыскать нашего умника. Найти слабое место и взять за жабры.

Валерий Иванович наклонился вперед и сдержанным, очень сдержанным, до скрежета зубовного, голосом спросил:

— Моими руками желаете жар загребать?

Полищук улыбнулся светло и весело.

— Да. Но не бесплатно.

— Сколько?

— Значит, вы согласны работать с нами?

Круглов с тоской вспомнил о тюрьме и колонии. О простом и ясном существовании, расписанном по параграфам. Жри, спи, вкалывай, не поддавайся, не верь, не бойся, не проси. Это белое. Это черное. Не жизнь — малина. Знай ходи строем, хлебай баланду, жди светлого будущего. Не надо принимать решения, не надо отвечать за них. Красота. Благодать. Рай земной. Нирвана.