Питер Темпл - Расколотый берег

Нет, не стоит.

За гардеробной находилась ванная с синевато-серыми стенами и полом, деревянная ванна, стянутая обручами наподобие бочки, туалет, душ — две дырчатые пластины из нержавеющей стали: одна, на которую нужно было вставать, и другая, через которую лилась вода. Здесь обнаружились несколько кусков желтоватого мыла, разовые лезвия, шампунь. Он открыл дверцы простого деревянного шкафчика: три стопки полотенец, шесть штук больших, банных, упаковки мыла, пачки лезвий, туалетная бумага, салфетки.

Кэшин вернулся к Эрике. Вместе они прошли еще в одну спальню, которая могла бы сделать честь хорошему отелю. Там даже было нечто вроде гостиной с камином и двумя креслами. В старомодной ванной не оказалось ничего неожиданного. Переход заканчивался небольшой прачечной с новомодной стиральной машиной и сушилкой.

Рядом находилась кладовка, где хранились постельное белье, скатерти, салфетки, белые полотенца, стиральные порошки.

Они вернулись назад тем же путем.

— Есть еще одна гостиная — та, где телевизор, — сказала Эрика.

Четыре кожаных стула у камина, телевизор на полке слева, еще один шведский музыкальный центр справа. «Для этого дома даже уютно», — подумал Кэшин.

— Ладно, — сказал он, — тут все ясно. Наверху, пожалуй, нечего делать, там ничего не трогали, я думаю.

Она посмотрела на него как-то неуверенно.

— А я бы поднялась, — сказала она. — Пойдемте?

— Ну конечно.

Они прошли в центральный холл и поднялись на один пролет широкой мраморной лестницы, затем на Другой. Все это время он старался не показать, как ему больно. Сверху от лестницы в обе стороны тянулась галерея, куда выходило шесть дверей темного дерева, все они были закрыты. Кэшин и Эрика стояли на небольшом персидском ковре, который был озарен падавшим сверху лучом света.

— Я хочу забрать какие-нибудь вещи из комнаты матери, если, конечно, там что-то еще есть, — сказала Эрика. — Раньше у меня просто духу не хватало.

— И сколько же вы ждали?

— Лет тридцать.

— Я буду здесь. Если что… — сказал Кэшин.

— Не надо, спасибо.

Эрика подошла ко второй двери слева. Он заметил, как она, поколебавшись, открыла ее, протянула руку к латунному выключателю и вошла внутрь.

Кэшин открыл ближайшую дверь и включил свет. Это оказалась спальня с большой двуспальной кроватью, застланной белым покрывалом, с двумя платяными шкафами, туалетным столиком и письменным столом, придвинутым вплотную к зашторенному окну. Он прошел по бледно-розовому клетчатому паласу и раздвинул портьеры. Перед ним открылась конюшня из красного кирпича, почти голые верхушки деревьев, которые трепал ветер, а дальше — невысокий холм, окрашенный в бурые осенние тона.

Он вернулся на галерею, подошел к балюстраде, взглянул вниз. Внезапно у него закружилась голова и его потянуло туда, через перила.

— Все, — раздался у него за спиной голос Эрики.

— Нашли, что хотели?

— Нет, ничего, совсем ничего. Да и глупо было думать, будто что-то осталось.

Они вернулись на террасу и сели у стеклянного столика.

— Вы заметили что-нибудь особенное? — спросил Кэшин.

— Нет. Простите, кажется, от меня вам будет мало толку. Я в этом доме нечастый гость.

— Как же так?

Она бросила на него быстрый взгляд:

— Вот так, детектив.

— На ночь все запирали, сигнализацию включали?

— Не знаю. Я уже очень давно не ночевала здесь.

Необходимо было спрашивать дальше.

— А ваш брат, мисс Бургойн…

— Умер.

— Утонул, мне говорили.

— Да, на Тасмании, в девяносто третьем году.

— Пошел поплавать?

Эрика шевельнулась в кресле, скрестила ноги в вельветовых брюках, покачала носком черного лакированного ботика:

— Видимо. Все вещи остались на берегу, а тела так и не нашли.

— Все верно. Итак, во вторник утром вы были здесь.

— Да, была.

— Часто навещаете отчима?

Она потерла ладони:

— Часто? Да нет…

— Не ладите?

Эрика опустила лицо и враз как будто постарела, увяла:

— Мы не очень близки. У нас так принято… Меня так воспитали…

— А зачем вы приезжали?

— Чарльз хотел поговорить со мной.

— Можно подробнее?

— Это уже слишком. Для чего вам?

— Мисс Бургойн, — ответил Кэшин, — я не знаю, что нам еще понадобится. Но если хотите, я так и запишу, что вы отказались отвечать на вопрос. Никаких проблем.

Она грустно повела плечами:

— Хотел поговорить о своих делах.

Кэшин подождал, пока не стало ясно, что больше она не скажет.

— Ладно, пошли дальше. Кто наследники?

Она удивленно подняла глаза:

— Я не знаю. А вы?

— Тоже. О завещании речи никогда не было?

Она усмехнулась:

— Мой отчим не тот человек, который стал бы об этом говорить. Я думаю, он и о смерти никогда всерьез не думал. Это, знаете ли, для низшей расы.

— Допустим, он знал своего убийцу…

— Что значит «допустим»?

— Есть такая версия. Кто мог хотеть его смерти?

— Насколько я знаю, его здесь очень уважали. Но я ведь живу не здесь… уехала давно, еще девчонкой. С тех пор приезжаю только в гости.

Она посмотрела куда-то вдаль. Кэшин тоже взглянул в ту сторону, на посыпанный гравием двор. В «Высотах» ничто не поднимало дух: живая изгородь, полянки, гравий — все было в разных оттенках серого и зеленого. Только сейчас он заметил, что нигде нет ни одного цветка.

— Он все клумбы порушил, — произнесла Эрика, точно угадала его мысли. — А так было красиво…

— И последнее. Вы не знаете, что в жизни вашего отчима или, может быть, в вашей жизни могло стать поводом для случившегося?

— Что, например?

— Что-то, что необходимо знать следствию для раскрытия убийства.

— И что это значит?

— А это значит, что ни в жизни вашего отчима, ни в жизнях его близких больше не остается приватных уголков.

Она выпрямилась и окинула его бесстрастным взглядом:

— Вы хотите сказать, что подозреваете меня?

— Мы подозреваем всех, у кого мог быть мотив.

— А если это кто-то посторонний? — спросила она. — Какой-то незнакомец, который пробрался в дом и напал на него?

Ему захотелось, чтобы в его ответе отозвался ее саркастический тон.

— Вполне возможно. Но, поскольку следов взлома не обнаружено, мы вынуждены рассматривать другие версии.

— Что ж. — Она посмотрела на тонкие серебряные часы. — Мне, кажется, пора. Вы местный полицейский?

— Останусь здесь столько, сколько потребуется.

Это было правдой. Почти во всем, что говорят люди, присутствует некая доля правды.

— Можно узнать, почему вы приехали с телохранителем? — спросил Кэшин.

— Это связано с работой. Так, мера предосторожности. — Эрика поднялась со своего места.

Кэшин тоже встал:

— Вам угрожали?

Эрика протянула ему руку:

— Я же сказала — работа. Это конфиденциально. Всего хорошего.