Валерий Барабашов - Золотая паутина

А Сергея в это время везли берегом Дона, какой-то проселочной дорогой. Он окончательно пришел в себя, сидел на заднем сиденье со связанными руками, матерился.

— Ну ты, студент, потише, потише! — урезонивал его Басалаев, сворачивая к обрыву. Места тут были ему знакомые — рыбачил, когда приезжал на дачу н Гонтарю. Вот здесь, под обрывом, водятся щуки и даже сомы, а самое главное — тут глубокое место. Пусть этот студент искупается со связанными руками. Хоть Михаил Борисович этого им и не говорил, но они о Олегом решили наказать его.

Выбравшись из машины, Сергей догадался, что они задумали, рванулся было в сторону, сбив Фриновского с ног, но Боб насел на него, свалил. Потом вдвоем они поволокли Сергея к обрыву, с трудом столкнули его вниз — зашуршала галька, затрещали кусты — тяжело и звучно шлепнулось в воду тело.

— Ну вот, студент, искупайся, остынь, — хохотнул Басалаев.

Плескалась внизу черная холодная вода, шумно целовала прибрежную гальку, а за лесом, прямо перед глазами, полыхало ночное зарево большого города…

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, гласит народная мудрость.

А руки у Сергея были связаны.

Когда его столкнули с высокого крутого берега, он кулем полетел вниз, больно ударился о воду, пошел ко дну. Одежда враз намокла, холод охватил тело, глаза ничего не видели — ночь, черная вода, что увидишь?!

И все же Сергей не растерялся, навыки, приобретенные в армии, пригодились. Руки связаыы, да, но свободны ноги, он будет работать ими, помогать плечами. Хорошо, что набрал в легкие воздуха, с воздухом он не утонет, во всяком случае в ближайшие секунды. Вода вытолкнет его наверх — ведь он упал в реку плашмя, погрузился не очень глубоко…

Он чувствовал, что течение подхватило его, понесло. Вынырнув на поверхность, Сергей ни кричать, ни звать на помощь не стал — бесполезно. Кто его сейчас услышит, кто придет на выручку? Пусть эта шпана думает, что он утонул. Чего доброго, они могут догнать его, начать швырять камнями — пьяному любая пакость в голову может прийти. Молчи, Сережа, молчи!

Сергей, приподняв голову над водой, это оказалось не так-то просто сделать, мощпо работал ногами, плыл. На высоком берегу, на фоне темно-фиолетового неба, быстро удаляясь, чернели фигуры его палачей…

Ночной Дон безмолвно и бережно нес бывшего десантника, играючи плескались небольшие волны. Ночь стояла безлунная, холодная, мрачный речной простор расстилался перед глазами, пугал. Мест этих Сергей не знал, куда его вынесет речной поток — неизвестно, рассчитывать нужно было только на себя, на собственные силы и везение.

Течение было довольно сильным, мимо проносились прибрежные кусты ивняка. Сергей знал, что это опасно, от кустов сейчас надо держаться подальше: запутаешься в них — не выберешься никогда. Он резко стал молотить ногами, уворачиваясь от ветвей, стараясь попасть на чистую и быструю воду. Ему нужна отмель, мелкое и ровное дно, и поэтому лучше править к левому берегу, на правый ему не выбраться.

…Ноги Сергея коснулись дна. В следующее мгновение оно пропало, потом опять появилось, и он теперь не плыл, а как бы перепрыгивал в воде куски жидкого пространства. Мрачный правый берег остался далеко за спиной, смутные его очертания терялись в ночи, а здесь, справа и слева, все так же смутно виднелась песчаная отмель.

Споткнувшись обо что-то (скорее всего, о камень), Сергей упал, воды в этот раз хлебнул изрядно, закашлялся. Его рвало, он шатался из стороны в сторону от усталости и переживаний, но сердце радостно билось: спасен! спасен! Глубина здесь всего по грудь, а перед глазами — серый песок.

На дрожащих ногах Сергей медленно шел по отмели. Инстинкт гнал его подальше от воды, а разум и неимоверная усталость говорили, приказывали: все, ложись, отдыхай…

Он свалился в полном изнеможении. Бешено колотилось сердце — странно, как оно не лопнуло, не разорвалось!

…О том, что именно с ним произошло, Сергей твердо решил не говорить. И мать, и отец в один голос скажут ему: мы же тебя предупреждали, Сережа! Оставь ты эту женщину, чего ты за ней бегаешь, выслеживаешь?! Зачем?… И они будут правы. Светлана вольна поступать так, как считает нужным, ездить с кем и куда захочет, а он, Сергей, во всей этой истории выглядит жалким.

— Но я люблю ее! — крикнул он небу, утру, этому кукурузному полю со следами трактора, вороне, долбившей кукурузный початок, и птица испуганно бросила свое занятие, тяжело и неохотно взлетела. — Люблю!

Злые слезы кипели у него на глазах, мешали смотреть, и Сергей решительно смахнул их, оглянулся с досадой и смущением — как будто кто-то мог видеть его сейчас — растерянным и плачущим, потешиться над его беспомощностью. Такой здоровый, рослый парень, а льет слезки, потому что девушка, которую он любит, не хочет больше с ним встречаться, а ее новые друзья учили его уму-разуму и искупали в Дону, как нашкодившего, загулявшего кота.

Ладно, все. Точка. Дружкам ее он отомстит, а Светлану забудет, выбросит из сердца. Родители правы: он никогда не нужен был ей, она забыла о нем сразу же, как только он ушел в армию. Это он думал о ней и в учебке, и все полтора года службы в Афганистане, а особенно на госпитальной койке, в Ташкенте. Но все это для нее не имело и не имеет никакого значения. Он видел, как она танцевала, пила водку, смеялась… Нет-нет, лучше не вспоминать об этом. Хватит.

— Прощай, Света! — сказал Сергей (на этот раз спокойно) и прибавил шагу, почти побежал. Одежда его почти высохла, ключи от мотоцикла были на месте, в глубоком кармане джинсов, не утонули; документы намокли, придется, видно, менять права. Но он объяснит ГАИ, что попал под дождь, или еще что-нибудь придумает…

…«Ява» его была на месте, он хорошо ее спрятал. Даже в это разгулявшееся солнечное утро ее не сразу заметишь в густых зарослях боярышника.

Мотоцикл завелся сразу, и Сергей, надев шлем, покатил по знакомой теперь асфальтовой дороге. Он быстро миновал Хвостовку — село пробуждалось, оповещало об этом мир всевозможными звуками: от лая собак до тарахтенья какого-то движка. Пахнуло от скотного двора душистым навозом, коровы с любопытством смотрели на раннего любителя быстрой езды, потом погналась за быстроходной «Явой» глупая, но любящая, видно, порядок и тишину собачонка — и село кончилось.

Сергей мчался по полям, следя лишь за тем, чтобы мотоцикл не занесло: очень уж крутые были тут повороты. Холодный ветер бил в лицо, асфальт покорно несся под колеса сильной машины, село, где он многое пережил в эту ночь, оставалось у него за спиной, отдалялось… За очередным бугром пропал из овала зеркала и острый купол церквушки.

На переправе через Дон ему повезло, понтон был сведен, и Сергей лихо проскочил по рифленому железному его настилу, в мгновение ока очутившись по ту сторону реки. Транспорта в этот ранний час еще не было, никто ему не мешал держать приличную скорость, и Сергей снова прибавил газу. Теперь впереди, до самого Московского шоссе, тянулась ровная, как линейка, асфальтовая полоса, по обе стороны которой стояли могучие пирамидальные тополя. Мчаться по этому зеленому коридору было одно удовольствие, тополя скоро слились в сплошные, гудящие в ушах стены, мелькали километровые столбики.