Павел Шестаков - Игра против всех

— Не был.

— Знали, что он украл деньги?

— Никогда б не подумал! Он, правда, любил говорить, что преступить нужно… ну, как Раскольников, но все считали, что он представляется. Он любил пыль в глаза пускать. А чтоб на самом деле… не думал я.

— Предположим. А что он мог убить Живых, вы думали?

— Нет. Он его случайно раздавил.

— Зы это точно знаете?

Слезы на глазах Васина высохли.

— Откуда мне знать! Прочитайте в протоколе. Я только сказал, что Диана давала Вадиму машину иногда, и он ездил по тихим дорогам. Он плохо водил машину.

Факт этот показался Мазину важным. Он посмотрел на доктора поприветливее:

— Ну что, пришли в форму? Давайте поговорим спокойно. Так сказать, по-джентльменски. Я постараюсь поверить вам, а вы попробуйте помочь мне.

— Я не подлец, — выпалил Васин неожиданно. — Если вы думаете, что я стану кого-то запутывать, чтобы спасти свою шкуру…

— Нет, не думаю.

— Тогда чем же я смогу вам помочь?! Я ничего не знаю. В этом моя трагедия.

Негромко звякнул внутренний телефон. Мазин узнал голос Пустовойтова:

— Игорь Николаевич, с доктором занимаешься?

— Да.

— Эксперты тебе штуку одну подбросили. На карточке план помнишь? Его рука, доктора.

— Да ну? — спросил Мазин, хотя в словах капитана сомневаться не приходилось.

— Точно. Отпечатки его и почерк, вероятно, тоже… Сейчас занесу.

Мазин опустил трубку.

— Судя по односложным ответам, речь шла обо мне? — спросил Васин.

— Не нервничайте раньше времени.

— Но я не ошибся?

— Нет. Положение осложнилось.

Паника захватывала врача стремительно. Он снова задвигался, заерзал, захрустел пальцами.

— Курить хотите? — предложил Мазин, чтобы занять его руки.

— Сами курите.

— Я некурящий. Сигареты держу для посетителей.

— А я не посетитель…

Пустовойтов бесшумно пересек кабинет и положил на стол конверт с фотоснимком и заключениями экспертов.

— Спасибо, Илья Васильевич.

Капитан молча вышел.

Васин уставился на конверт, но Игорь отодвинул его в сторону.

— Где вы живете, Михаил Матвеевич?

— В центре.

— А на Шоссейной бывали?

— Шоссейная большая.

— В доме научных работников.

— Никогда в жизни.

— Где он находится, знаете?

— Вадим показывал из автобуса.

— Так…

Мазин думал, зачем мог Васин рисовать схему для Федора Живых, но ничего логичного не приходило в голову.

— В чем вы меня еще уличили?

— Посмотрите.

Васин схватил снимок, едва не разорвав его, и рассматривал с минуту с обеих сторон. Потом бросил на стол, прижал ладони к вискам и не то зарыдал, не то расхохотался. Игорь ждал, когда закончится очередная выходка.

— Поясните, Михаил Матвеевич.

— Как я поясню? Это ж нелепо, нелепо! Вы не поверите! Получится выдумка. Вы не поверите.

— Попытайтесь!

Он немного успокоился:

— Даю вам честное слово… Было так. Я пришел к Зайцеву, а он сушит снимки. Бухгалтера портрет и этот, с Ленкиной матерью. Говорит: «Хочу сделать старухе приятное, ей нравилось фото в стенгазете». Я ему: «Осел! Это ж веревка в доме повешенного! Сейф с ключом запечатлел!» Вадька почесал затылок: «Ты прав». Разорвал снимок и бросил на пол. Ну, посидели мы с полчаса, он за бутылкой решил сбегать. Я остался, жду. Тут Федька стучится, у Фатимы отирался, как всегда. «Миша, — спрашивает, — а где институтский дом находится?» — «На Шоссейной. А тебе зачем?» — «Дело у меня, Миша». Чтоб побыстрее его спровадить, пока морфий клянчить не начал, я и нарисовал на клочке схемку. Да разве вы поверите?

— Предположим. — Эксперт отмечал четкость отпечатков на фотографии, и это согласовывалось с тем, что Васин держал в руках недосушенный снимок. — Предположим, — вздохнул Мазин и придавил заключение пресс-папье. Из форточки дуло, и бумага подрагивала, готовая сорваться и улететь. — Что вы мне ни скажете, Васин, всему я верю. Фотография ключа попала к Живых случайно… Допустим. О том, что ваш друг Вадим Зайцев похитил деньги, вы не знали. Предположим. Я даже поверил, что вы не были с ним в машине, когда Зайцев отправился в, так сказать, последний путь, хотя своей подписью в протоколе вы и утвердили обратное. Однако есть вещь, которую вы должны знать наверняка. Как друг и как врач особенно. Скажите, Васин, болел ли Зайцев эпилепсией?

Мазин не собирался удивлять доктора, но тот посмотрел на него почти с восхищением:

— Об этом никто не знал!

— Кроме вас и Зайцева?

— Мы тоже не были уверены. Я надеялся, что это временное, нервное… У него только начиналось.

— Когда появились симптомы болезни?

— С год…

— И Зайцев поделился с вами? Что вы ему сказали?

— Видите ли, я не психиатр, не невропатолог. Я не был уверен, и пытался его успокоить, считал, что это еще не наверняка.

— Он обращался к специалисту?

— Думаю, что нет.

— Почему?

— Он стыдился. Он всегда боялся неполноценности. Надеялся, что пройдет, что это от переутомления. Никому не говорил. И просил меня тоже молчать…

Устинов был в фартуке, в руке у него Мазин увидел головку луку и вспомнил, что бухгалтер — старый холостяк.

— Константин Иннокентьевич, я, кажется, не вовремя…

— Если вы согласны расположиться на кухне, я смогу закончить свое дело и ответить на ваши очередные вопросы.

— Охотно расположусь на кухне, — сказал Игорь, искренне обрадовавшись, что Устинов встретил его без бурчания.

«И к нам люди привыкают», — подумал он.

— Пахнет у вас завлекательно.

— Пельменями решил побаловаться. Магазинных, простите, не признаю. Коренной сибиряк. Грех мне полуфабрикатами пользоваться.

Говорил он спокойно, без тревоги.

— Визит мой аппетита вам не испортит?

— Зачем же? Я уже имел честь доложить вам, уважаемый Игорь Николаевич, что ведомство ваше заподозрило меня совершенно напрасно. Так что тревожиться не вижу оснований.

Кухня у Устинова была небольшая, но уютная, похожая на хорошо обжитую комнату. Хозяин, видимо, проводил здесь немало времени и следил за порядком. Все было беленькое, чистенькое, посуда расставлена на полках, и даже решетка вентиляционного отверстия над газовой плиткой тщательно протерта.

Мазин уселся на круглый табурет, наблюдая, как ловко бухгалтер закатывает в тесто комочки фарша.

— Да, многое прояснилось, Константин Иннокентьевич. Однако еще не все.

— Что ж, ищите! Вы молоды, голова у вас светлая, производите впечатление человека порядочного, вдумчивого. Значит, доберетесь до истины. А ошибка не грех. Лишь бы в ней не упорствовать.

— И вам случалось ошибаться?

— Бухгалтерское дело сложное.

— Я не о деньгах, о людях. В людях вы не ошибались?

Устинов чихнул: мука попала ему в нос. Он вытерся тыльной стороной ладони.