Андрей Стрельников - Я — убийца

Мог ли Костя отдать на время свою машину какому-нибудь приятелю? Теоретически — да. Практически… Практически он скорее удавится, чем позволит кому бы то ни было сесть за руль своего «Мерседеса».

Не тот человек… Костя — он из той породы людей, что готовы за копейку в церкви воздух, извините, испортить.

Может, кто-то угнал его машину, пока он вчерашний бодун из своего тулова выгонял? Опять же: теоретически, конечно, все возможно…

Максим поморщился, представив себе, сколько в этом случае было бы визгу. Это тебе — не смерть друга. Это — серьезно…

А тут еще — авария. Мальчик. Илюша Зотов, кажется. Какая, впрочем, разница? Авария — она всегда авария, независимо от имени, пола и возраста пострадавшего.

Итак, что же получается? А ничего! Ровным счетом ничего не получается.

Сам Бар находился здесь. Это — раз. Машину он не дает никому и никогда. Это — два. Если бы машину угнали, весь фитнесс-центр узнал бы об этом уже через полчаса после Кости, если не раньше. Это — три. Однако кто-то на этой машине ездил, попал в аварию и скрылся с места происшествия в то время, когда хозяин безмятежно потел и алкогольно испарялся. Мало того, хозяин об этом вскоре узнал. И вместо ожидаемого скандала втихаря отогнал машину на ремонт частнику, да еще, наверное, и за свои деньги.

Черт, как же мерзко воняет! Да не в сауне, слава богу… Дело это воняет…

Максим дождался, когда распаренные клиенты с красными физиономиями потянулись к выходу. Заставив их «вождя» расписаться в книге безналичных расчетов, он пошел-таки ремонтировать заднюю стенку гардероба. Простая механическая работа приводит мысли в порядок, а именно в этом Максим нуждался сейчас больше всего.

Все было просто, как кусок хозяйственного мыла. Большая плита ДСП, которая и служила задней стенкой, нижним и верхним срезами вставлялась в направляющие и очень плотно прилегала к настоящей стене. Сделано было все на совесть, и создавалось полное впечатление, что плита крепится непосредственно к несущей стене дома. Сейчас по какой-то причине плита выскочила из направляющих и стояла просто на полу, что почти не было заметно, поскольку нижняя направляющая возвышалась над полом всего-то на восемь-десять сантиметров. Требовалось выдвинуть плиту из-за шкафа, вставить ее в пазы направляющих и задвинуть на место. Тяжеловато, но вполне выполнимо. Максим потянул на себя плиту, поглядел в образовавшуюся брешь и замер. В голове словно что-то взорвалось, и мысли заметались, налетая одна на другую.

За плитой находилась дверь. Обычная металлическая дверь, неизвестно куда ведущая. Конечно, она оказалась заперта.

Максим работал в фитнесс-центре не с первого дня и, естественно, не знал об этой двери. Он попытался представить себе план здания и пришел к выводу, что дверь эта выводит на лестницу черного хода. У кого ключ? Максим усмехнулся. Глупо задавать себе вопросы, заранее зная ответы на них. Строительством центра — он знал это точно — руководил Баргузов. Ключ, конечно, у него. Значит…

Все вставало на свои места. И мнимый «угон» машины, и «телефонный» разговор, звучавший как магнитофонная запись (как же еще может звучать магнитофонная запись?), и…

Максим утер рукавом пот со лба, встал и после недолгих мучений задвинул плиту на место. Посмотрел на плоды своих трудов, удовлетворенно хмыкнул и направился к телефону.

Посоветоваться бы с кем-нибудь, кто поумнее.

Максим набрал номер и, подождав, когда на том конце снимут трубку, проговорил:

— Следователя Петелина, пожалуйста.

— Минутку. — Послышалась возня, какие-то вопросы, разговоры… — Его сегодня не будет. А кто спрашивает?

— Этот вопрос или задают сразу, или не задают вообще. Максим Серов.

— Ясно. Если я его разыщу, куда вам звонить?

— У него есть все мои координаты. Попросите его, пожалуйста, связаться со мной побыстрее. Боюсь, что это очень срочно. — Максим ожидал услышать какие-нибудь заверения, обещания, но на другом конце провода просто повесили трубку. Чуткость — отличительная черта работников правоохранительных органов.

Не вредно, кстати, проверить, вернулся ли Константин из-за границы. Или, может быть, решил остаться на каком-нибудь Кипре полномочным представителем фитнесс-центра «Три толстяка»..? Максим позвонил сначала Косте домой, потом — на мобильный. И везде — тишина…

Худое, бледное лицо Илюшки… Огромные глаза, полные — не боли, нет, боль стала уже частью его самого — надежды… Глаза его говорили… Нет, кричали: «Мамочка, ведь все будет хорошо, правда?»

Сергей, осунувшийся, серьезный, чмокнул жену в щеку, пробурчал: «Ладно, мать, не хнычь. Все сделаем, как надо. Вернемся как новенькие!»

Татьяна утерла слезы, затушила сигарету и придирчиво осмотрела хозяйский гардероб. Вот этот костюм, шелковый, цвета «электрик», она, кажется, так и не успела прогладить. Татьяна сняла костюм с вешалки и разложила на диване.

В прихожей хлопнула дверь, и в комнату вошел Константин. Он катил за собой огромный чемодан на колесиках. Оставив чемодан у двери, он раскинул руки в стороны и пропел с дурацкой ухмылкой:

— Ужель та самая Татьяна? Здорово! Как дела? Даем стране угля?

— С приездом, Константин Михайлович. Как отдохнули? «Сказать? не сказать?»

— Разве это отдых, Танюша? Отдых — в фитнесс-центре, а весь этот туризм — сплошная усталость!

Он швырнул пиджак на кресло, потянулся и удалился в ванную. Появился через дне минуты, уже в одном халате, и вышел на балкон.

— Эх, Россия! Отдохнуть по-человечески можно только в Москве. А заграницы эти… Сущая обдираловка!

Константин вернулся в комнату, открыл чемодан и вытряхнул на диван его содержимое.

— Вот, хозяйка! Халтурку тебе подкинул! Половину, правда, так ни разу и не надел. Но это уже ты сама разбирайся. Чемодан закинь наверх. — Константин направился было в ванную, но остановился. — Хотя ты, наверное, не сможешь. Высоко. Я сам. — Он взял пустой чемодан и пошел в прихожую.

— Константин Михайлович, я должна вам сказать нечто важное! — крикнула ему вслед Татьяна.

— Важные вещи между мужчиной и женщиной не говорятся, а совершаются, — хохотнул Константин. — Сейчас, подожди… Э-ге-ге…

Из прихожей послышался протяжный свист, затем злобный матерок. Татьяна оторвалась от глажки и с усилием подняла глаза. На пороге, закрывая собой весь дверной проем, стоял Константин и сверлил ее тяжелым, недобрым взглядом. Глаза его и губы превратились в узенькие щелочки, ноздри раздувались, как у коня перед скачками. Он оторвал руку от косяка и, сделав три шага, остановился, широко расставив ноги и упершись кулаками в бедра.

— Где? — вполголоса произнес он.

— Я же хотела вам сказать, Константин Михайлович…