Андрей Стрельников - Я — убийца

— Константин убит, — Максим увидел моментально округлившиеся глаза и уточнил: — Вчера. У себя дома.

Кира вскочила, зашла зачем-то в банное отделение, вернулась, закурила, села и спросила враз осипшим голосом:

— Максик, родной, у тебя граммов пятьдесят коньячку не найдется? Что-то я никак не соображу…

— Найдется, — он разлил по рюмкам коньяк.

— Кто? — тихо спросила Кира. — За что — не спрашиваю. Было за что.

— Следователь говорит — криминальные разборки. Пытали сильно. Утюгом. Искали что-то.

— Допрыгался, — заключила Кира. — Думал: выше него — только звезды. Что же мы-то, совсем без руководства остались? Один — в тюрьме, двое — на кладбище. Три толстяка… Концовка-то — почти как у Оле-ши. Только посыл другой.

— Кровеля, наверное, скоро освободят, — предположил Максим. — Будет тебе руководитель, не переживай.

Кира подняла чуть поблескивающие от коньяка глаза:

— Он что, не убийца? Почему — освободят?

— Да вроде бы — не убийца, — поморщился Максим. — А тебе что, очень хотелось бы?

— Не знаю я, Макс, — тихо сказала Кира. — Не знаю, чего бы мне хотелось, а чего — нет. — В глазах ее вдруг засветились озорные огоньки. — А дачу-то я продала! Завтра получу в банке деньги — и к Зотовым, с повинной.

— К кому? — хрипло прокашлялся Максим. Сердце защемило так, что трудно стало дышать.

— Ну, к Таньке, — виновато уточнила Кира. — Ты же ее знаешь.

— Как? — тихо выдохнул он. — Как, ты сказала, ее фамилия?

— Зотова… — медленно выговорила Кира, удивленно глядя на него. — А что?

Максим не ответил, молча выпил, закурил. Повисла тягостная пауза.

— Так что у нее с сыном? — прервал молчание Максим.

— Под машину попал. Прямо на пешеходном переходе. А что?

— Погоди, погоди… А когда это случилось, помнишь?

Кира смотрела на него широко открытыми, непонимающими глазами.

— Давно. С полгода назад. Или, нет… Точно, перед майскими праздниками!

— В день, когда убили Петю Генина, — заключил Максим.

— Точно… — прошептала почему-то Кира. — А что, это как-то связано?

— Не знаю, Кирюша. Пока — не знаю. Очень может быть. Слушай, это ты устроила Татьяну к Бару?

— Ну я, — с некоторым вызовом ответила она. — А что? Разве это преступление?

— А вспомни — у тебя не было ощущения, что они знакомы? — глаза Максима горели, как у борзой, взявшей след. — Раньше? Или — что Татьяна очень хочет работать именно у Константина? Ну, давай, давай!

— Ты перегрелся, Макс, — недоверчиво покачала головой Кира. — Да я ее три месяца уговаривала! Еще до аварии!

— Фантасмагория какая-то, — пробормотал он, запустив пальцы в шевелюру. — Мистика… Чертовщина…

— Эй, Макс, — осторожно тронула его за рукав Кира. — С тобой все в порядке? Что произошло, ты можешь толком объяснить?

Он поднял на нее воспаленные глаза и невнятно пробурчал:

— Кирюша, ты ступай к себе, ладно? Мне тут подумать надо. Есть о чем.

Кира поднялась, сложила губки бантиком, недовольно дернула плечами и уплыла, оставив аромат французского парфюма, смешанного с коньяком-соотечественником.

Если это совпадение, — то дикое, неестественное, не укладывающееся ни в какие постулаты теории вероятности. В десятимиллионной Москве случайно устроиться на работу к человеку, сбившему твоего ребенка… Н-да… В такие совпадения Серов поверить не мог, весь его разум и жизненный опыт протестовал против этого. Что это было — жажда мести? Серов вспомнил Татьяну. Потом — картину убийства, описанную Петелиным. Голова пошла кругом. Совместить Татьяну с таким убийством было еще сложнее, чем поверить в самые невероятные совпадения. Еще вопрос: как она могла вычислить Константина? Никак…

Максим взял трубку, набрал номер. После второго гудка телефон рявкнул:

— Ну?!

— Алло! Добрый день!

— Чем это он добрый-то? — прокаркал голос из ночных кошмаров. — День как день, ничуть не лучше любого другого…

— Простите, — смешался Максим. — Могу ли я попросить Татьяну Павловну?

— Можешь, милок, — неприятно хохотнул голос. — Проси, пока мужа нет, — и куда-то громко, как в рупор: — Эй, соседка! Тебя хочет усатый корнет!

— Слушаю вас, — взяла трубку Татьяна.

— Здравствуйте, Татьяна Павловна. Это Максим, из фитнесс-центра.

— Здравствуйте, Максим, — голос звучал тихо.

— Нам надо срочно встретиться и поговорить. Не возражаете, если я подъеду?

— Да нет… — Татьяна явно раздумывала. — А о чем, собственно, нам с вами говорить?

— О многом, Татьяна Павловна, о многом. Есть вопросы, о которых я не хотел бы беседовать по телефону.

— Хорошо, запишите адрес, — она продиктовала. — И все-таки, я хотела бы поконкретнее узнать предмет беседы.

— Жизнь, Татьяна Павловна. Сложная, запутанная жизнь. Об Илюшке, об аварии. О вещах приятных, например, о деньгах на операцию сына. О вещах неприятных — о Константине и его нелепой смерти. Словом, о преступлении и неизбежном наказании за него. Я думаю, вы меня понимаете…

Татьяна неожиданно отключилась, а Максим нерешительно вертел в руках трубку, соображая, не ляпнул ли чего лишнего. Не обидел ли…

Небо, еще утром такое ясное, темнело, затягиваясь сытыми жирными тучами. Маленькие игрушечные машины длинной вереницей ползли по Окружной в обе стороны, время от времени захлебываясь истеричными воплями клаксонов. Лес потемнел и казался безбрежным, как океан на рекламных буклетах турагентств, но не голубым, а таким, каков он и есть на самом деле, без ретуши и прикрас: темным, зловещим, опасным и — манящим.

Татьяна отошла от окна, прикурила очередную сигарету и устало рухнула на диван. Мыслей не было, да и быть не могло. Голова была пустой, как раскаленная оболочка спутника, вошедшего в атмосферу, чтобы в ней и сгореть. Ниже, под сердцем, поселилась боль и так сжилась с душой, что, казалось, обитала там вечно. И с этой душой, израненной, исковерканной, перепачканной, Татьяне предстоит жить всю оставшуюся жизнь. Всю жизнь…

Надо смириться и привыкнуть. Привыкнуть…

Она вяло поднялась, вернулась к окну и бросила вниз окурок. Подхваченный ветром, он шлепнулся о стену дома, рассыпавшись целым фейерверком маленьких звездочек, и медленно, по странной причудливой траектории, полетел к земле. Коротко завис, понежившись в воздушном потоке, и рухнул, неуклюже покатившись по асфальту, как десантник-первогодка, не сумевший погасить свой парашют.

Тучи на горизонте потемнели настолько, что полностью слились с лесом. Мир стал плоским, втиснутым в твердую сферу.

Конечным… там, за горизонтом, ничего уже нет. Когда-то, конечно, было. Давно, в те незапамятные времена, когда летним воскресным днем на лесной лужайке звонко смеялся Илюшка, и они с Сережей украдкой от сына целовались. Они были молоды, счастливы, полны сил и надежд. У них был чудесный сын. Любимая работа. Друзья. Мир был безграничен, и право выбора было за ними. Давно это было. Давно… Почти пять месяцев назад.