Валерий Ефремов - Плёвое дельце на двести баксов

Пожалуй, именно Толяну я могу рассказать все как есть о происшествии у «Шейханы», и именно Толян может дать мне дельный совет в этой трудной ситуации. Человек он ко всему прочему бывалый, да и старше меня лет на семь-восемь.

Ну а если ничего путного мой приятель мне и не скажет, то хоть душу близкому человеку изолью — все полегче будет…

Толян появился очень быстро, и на нем, что называется, не было лица.

— Пойдешь к итальянцам — передай, что меня сегодня не будет, — сумрачно объявил он.

А ведь действительно, сегодня вторник — именно по вторникам у нас происходят еженедельные собрания в коммуне. Ничего особенного — просто каждый рассказывает, как он провел неделю, сколько понаделал добрых, богоугодных деяний. В общем, тоска смертная.

Но собрания эти пропускать не рекомендуется — меня, например, могут запросто отчислить с курсов «Сименса». Толяну легче — он уже проникся религиозной идеей и ходит к итальянским миссионерам, можно сказать, по велению души и зову сердца.

— А что стряслось? Ты чего-то неважно выглядишь. Захворал никак?

— Кореша моего замочили, — горестно произнес мой приятель.

— Когда? Где?

— Вчера вечером у вашей «Шейханы».

Час от часу!

Я никогда толком не понимал выражение «блудливые глаза», но, инстинктивно отведя взгляд в сторону, увидел свое лицо в большом настенном зеркале, и мне это малопонятное словосочетание сразу показалось ясным, простым и удивительно точным.

— Как же это случилось? — глухо спросил я со слабой надеждой, что дело идет о каком-то ином, не связанном с теми четырьмя братками эпизоде.

— Взорвали их прямо в джипе. Санчо и еще троих. Санчо потом слепили из сорока восьми частей его тела. И чего моего корефана туда с братанами понесло?! — И Вован в неподдельном горе стукнул увесистым кулаком по собственной ладони. — Узнаю, кто эту подлянку сотворил, своими руками башку его поганую отвинчу!

Конечно, Толян — пацан совсем нехилый, в своей кодле, по его словам, числился в боевом прикрытии, но все-таки вряд ли ему удастся провернуть такую операцию с бывшим собровцем, пусть и находящемся не в лучшей физической форме. И тем не менее я еще раз рефлекторно повернулся к зеркалу — вероятно, в попытке представить себе, как я буду выглядеть с открученной головой.

С трудом взяв себя в руки, я попытался продолжить разговор:

— Но разве ты не завязал со своими криминальными делами и связями? Ты же теперь совсем в другой команде.

— Что верно, то верно. Но Санчо — мой старый и надежный кореш. Мы во многих переделках стояли спиной к спине. А в той последней разборке, когда меня пером поцарапали и я потом в больничку попал, он меня просто спас. Если б не Санчо — быть бы мне сейчас на цвинтаре и умер бы я нехристем, так и не познав Господа. — Тут он истово перекрестился. — Я его семью хорошо знаю. Теперь остались без кормильца двое малышей, полуживая старуха-мать и жена — полная дура. Эта баба вообще ничем не способна на жизнь зарабатывать. Мне хотя бы первое время надо с семьей Санчо почаще бывать. Ну и похоронить его, конечно, по-божески.

Мысль рассказать своему приятелю о собственных неприятностях отпала как-то сама собой. Он мне, конечно, поверит, что я его друга совершенно случайно раскурочил на сорок восемь разновеликих фрагментов, но так или иначе сделал это именно я! Вдруг сразу стало вполне очевидно, что Толяна я знаю еще мало и плохо и его реакцию на мои откровения предугадать не в состоянии.

Я попытался было представить себе, кто из троих вчерашних покойников — Михал Борисыч, понятно, не в счет, — являлся тем несчастным Санчо, но потом отказался от этой затеи: какая тут, на хрен, разница!

— Ну что ж, прими мои искренние соболезнования, — до невозможности фальшиво промямлил я, но Толян, похоже, меня и не слышал: он надолго замолчал, мрачно глядя вниз, на обшарпанный линолеум моей съемной квартиры.

Я не решался прерывать его мыслительный процесс, если Толян, конечно, вообще о чем-то сейчас мог думать.

Оказалось — мог.

— И, конечно, найти этого подонка, грохнувшего Санчо, — моя святая обязанность, — злобно объявил он. — Найти и наказать так, как он того заслуживает. Убить его — мало. Да он меня на коленях о легкой и быстрой смерти молить будет!

Я непроизвольно заерзал на стуле.

— А как это согласуется с твоими нынешними убеждениями? Я думаю, тебе в данном случае следует посоветоваться с Паоло.

— Паоло в таких делах — не советчик. А у Бога я свой грех отмолю. Господь — не фофан, он все поймет как надо, — с мрачной убежденностью заявил Толян.

— Ну-ну, раз так, Бог тебе в помощь. — И у меня вырвался тоскливый вздох.

— Я не только на Бога, но и на тебя надеюсь, — неожиданно выдал Толян. — Ты все-таки в ментовке служил, да и проживаешь сейчас недалеко от места убийства. И у нас с тобой есть кое-какие зацепки, — и он поднял на меня горящий священной местью взор.

— Какие же? — с неподдельным интересом, но и с невольным трепетом спросил я.

— Во-первых, как пацанов угробили, по телику показывали. Киллер, подсунувший пацанам взрывчатку в кейсе, случайно попал на видеокамеру какого-то банка. Я, правда, сам этот репортаж не видел, но мне ребята рассказали.

Я похолодел. Ведь если бы Толян ту пленку, как следует, рассмотрел, мог бы меня и узнать! Хотя бы по хромоте, фигуре и одежде. Особенно по пиджачку редкого окраса — светло-коричневому, в белую полоску. Вон он — за спиной Вована на другом стуле висит!

Впрочем, видео было черно-белым и тоже каким-то полосатым, некачественным…

— Ну а еще что у тебя за зацепки? — спросил я с понятной тревогой.

Толян слегка призадумался.

— Заказчик мочилова, в отличие от киллера, на пленке, понятно, не засветился, — наконец молвил он. — Но и по нему имеются соображения. Неделю назад завалили одного пацана из бригады Коха.

— А кто он, этот Кох?

— Известный криминальный авторитет. Он на одном поле с моим бывшим боссом Угрюмым пашет.

— На каком таком поле?

— На медицинском, крышуют разные там больницы-санатории. А может, и еще чем занимаются, я сам толком мало что знаю, — отмахнулся Толян.

— Короче говоря, ты считаешь, что твоего кореша пригробили люди Коха?

— Получается, что так, — почесал в затылке Толян. — Хотя у Коха с Угрюмым был вроде бы железный мирный договор.

— Пустое дело — все эти договора между блатными, — сказал я то, что и думал на самом деле.

— Не скажи, — покрутил головой мой приятель, — если кто-то нарушит договор, то все московские воры будут против него.

— Не пойму я что-то тебя — какая же это тогда зацепка? А что кумекает по данному делу Угрюмый? Ты сказал — он твой бывший босс?

Толян кивнул:

— Это верно. Но что он думает, я не знаю. Мне до него, как до Луны. Мне даже проще с Долинским посоветоваться. Головастый мужик, этот Долинский.