Евгений Сухов - На воле

— На дорогу смотри! — пробормотал Иван.

Машина едва разминулась с «КамАЗом», который, вильнув, с треском зацепил краем кузова «тойоту», ехавшую рядом.

— Мы грохнули его! — продолжал ликовать Сявка, в возбуждении стуча кулаком по рулю. — Вот только девку жаль, классная была баба.

— Ты о Томке? — прохрипел Иван.

— Да о какой еще Томке! — возмутился Сявка. — О той бабе, которую ты целую ночь драл! Не скоро еще такая отыщется. Я бы тоже не прочь с ней поваляться! Трассой больше не поедем, там могут дежурить менты. Съедем в лесок. Дорога будет подлиннее, но добираться по ней безопаснее.

Степан крутанул руль, и «семерка» послушно свернула с шоссе и осторожно, переваливаясь с боку на бок, поехала по проселочной дороге.

— А если Аркашка остался жив? — произнес Иван.

От одного этого предположения ему стало жарко.

Мгновенно изменился в лице и Сявка, ему тоже сделалось не по себе. Он ответил не сразу:

— Ты же ему в спину пол-обоймы выпустил. — И, уже повеселев, добавил: — Он не бессмертный!

— Ты помнишь, что Колян сказал?

-Что?

Машина заехала правым колесом в грязь и забуксовала. Липкий чернозем не желал ее отпускать.

— Зараза! Буксует! — выругавшись, воскликнул Сявка. — Так что же он сказал?

— В голову стрелять, чтобы наверняка!

Машина заглохла. Было бы обидно влипнуть по-

глупому — не во время перестрелки, когда приходится подставлять башку под пули, а вот так, когда машина по самое брюхо погружается в проселочную грязь.

— Да не газуй ты! — прикрикнул на приятеля Иван. — Попробуй со второй.

Сявка нервничал:

— Ну и что же ты не подбежал и не прострелил ему голову? Свинца пожалел? Или, может, соображалку совсем потерял, когда бабу свою бывшую увидел?

— Послушай, давай не будем ссориться, — взмолился Иван. — Мне и так тошно. Не хватает того, чтобы мы перестреляли друг друга.

— Ладно, молчу. И что же ты предлагаешь делать? Не возвращаться же обратно, чтобы прострелить ему башку?

— У меня плохие предчувствия, — признался Иван. — Я уверен, что нас уже ищут на всех дорогах.

— Ну и что же ты предлагаешь?

— Что я предлагаю?.. Машину утопить! Пускай помучаются, поищут ее.

— Даже если они ее найдут, это им ничего не даст. Машина в угоне, а номера перебиты.

— Верно, но я еще не договорил. Отсидимся пару дней где-нибудь, а потом поедем по домам.

— Хорошо. Согласен.

— Попробуй еще раз со второй, — посоветовал Иван. — Может, все-таки пройдет.

Степан не ответил, но совету последовал. Машина взревела и, сбрасывая с колес комья грязи, тронулась с места.

— С кем она общалась? — спросил Колян, когда Угрюмый плотно прикрыл за собой дверь.

— Да практически ни с кем… Так, несколько ничего не значащих звонков. Старые подруги, ты их всех знаешь.

— Ни одного мужского голоса?

— Ни одного.

Колян понимал, что нервы у него стали ни к черту, но поделать с собой ничего не мог. Кроме усиливающейся раздражительности он сделался невероятно мнительным: жену подозревал в неверности, бойцов в предательстве, даже на Угрюмого поглядывал как на двурушника. В далеком прошлом остались их дружеские беседы, когда они рассказывали друг другу о самых сокровенных мечтах и помыслах. Между Коляном и Угрюмым установились отношения хозяина и слуги, и расстояние, разделявшее их, было непреодолимо — так же далеко сиятельный князь находится от дворового холопа. От остальных членов бригады Колян отдалился еще сильнее, и, если кто-то из бойцов, пусть даже ненароком, пытался сократить дистанцию, Николай безжалостно показывал ему его место.

— Ладно, все идет так, как нужно. Пусть и дальше за ней смотрят в четыре глаза.

Возможно, еще год назад Федор съязвил бы: «Уж не боишься ли ты, что тебе женушка рога наставляет?» Но сейчас он промолчал, напоминая стреноженную лошадь, стоящую в тесном стойле мордой к стене.

Раздался робкий стук в дверь, и предупредительный голос поинтересовался:

— Можно?

— Входи.

В комнату заглянула Надя.

— Коля, можно я завтра пойду к маме?

— Перебьешься!

Надежда мгновенно прикрыла дверь, сообразив, что муженек не в настроении. Прошло то время, когда она наказывала его за грубость недоступностью. Сейчас, стоило Николаю пожелать, она отдалась бы ему даже среди толпы. Такой же животный страх и с пытывала перед зятем теща и смотрела на него как цыпленок, прижатый к полу цепкой кошачьей лапой.

— Ну так я пойду? — Угрюмый натянуто улыбнулся.

— Хмырь с Сявкой еще не объявились?

— Нет. Ну и наделали они шороху! Весь город до сих пор на ушах стоит. Ментов понаехало с центра!..

— С чего бы это? Чего ты мне лепишь? Аркашку-то они не убили!

— На этот раз ему повезло. Три дыры в спине, и ни одна пуля сердце не зацепила…

Федор не смел даже присесть. Он редко переступал порог квартиры Коляна, но если такое случалось, то он чувствовал себя словно в клетке. Куда подевались те славные деньки, когда он мог плюхнуться в мягкое кресло и задрать ноги выше головы, пошутить с Надеждой, а то и хлопнуть ее ниже талии, причем подобные шалости всегда оставались их крошечной тайной. Федор даже подумывал о том, как бы проверить, не расположена ли Надежда пошалить с ним всерьез.

Теперь все изменилось — он боялся не только смотреть в сторону Надежды, даже думать о ней было опасно. Невозможно было угадать, какие коварные замыслы вынашивает ее изверг муж. Если он выслеживает собственную жену, то естественно, что и собственному окружению он не доверяет. Угрюмый вспомнил случай, происшедший в прошлом году в ресторане. Один из братков отважился пригласить Надежду на медленный танец. Многие обратили внимание на то, что во время танца он слишком вольно вел себя с супругой босса: прижимал к груди, поцеловал в шею, а когда провожал на место, слегка притронулся ладонью к ее бедру. Колян на забавы пехотинца взирал с отеческой снисходительностью. Шеф даже ободряюще улыбнулся нахалу, но следовало сначала хорошо узнать Коляна, прежде чем верить его иезуитской улыбке. Через пятнадцать минут парня вызвали на улицу. Обратно он уже не вернулся.

Нашли его только через пять месяцев в заброшенном доме на краю города — одежда на трупе давно истлела, руки и ноги были стянуты колючей проволокой, рот забит камнями. Все догадывались, чьих это рук дело, но предпочитали молчать, боясь разделить судьбу покойного пехотинца.

Угрюмому порой казалось, что Колян способен даже читать чужие мысли (черт его знает, чему их там учили в спецшколе!), а потому в присутствии бригадира лучше всего размышлять о бабах и выпивке.

— Что не зацепила, это плохо, — сокрушался Колян. — Живучий этот Штырь! Вот падла! Значит, опять проблемы. А проблемы, как ты знаешь, не решаютс я без оперативного вмешательства. Так ведь?..