Евгений Сухов - На воле

Лозовский был из тех немногочисленных людей, которых называют баловнями судьбы. Стать к тридцати пяти годам генералом дано не каждому, — половина ровесников Лозовского еще не расстались с капитанскими погонами. Стремительный взлет был бы закономерен, если бы отец Лозовского возглавлял Генеральный штаб или входил в число приближенных Президента. Однако Лозовский был родом из дремучей российской глубинки, а потому никаких родственных связей в верхах не имел. Блистательную карьеру совершают либо по протекции, либо благодаря хитрому и изощренному уму. Лозовский, видимо, иллюстрировал собой второй случай. Павел Сергеевич держался всегда скромно, никогда не выпячивал своего «я», хотя в его бледно-голубых глазах чувствовалось затаенное превосходство и честолюбивый огонек.

Для Варяга Лозовский оставался человеком-загадкой. Невозможно было понять, какой он на самом деле: рубаха-парень, способный уложить прямо на бильярдный стол длинноногую красотку под одобрительный хохот развеселившихся приятелей, или тонкий изощренный подхалим, способный обаять и ублажить с в ое высокое начальство. Не исключено, что Павел Лозовский совмещал в себе и то и другое. Как бы там ни было, но К Лозовскому стоило присмотреться попристальнее.

Наконец, полковник Костылев Арсений Захарович. Тоже темная лошадка! Костылев работал в Госснабвооружении уже без малого пять лет, но никто не мог ничего сказать о его личных качествах — полковник был бесцветен, как кипяченая вода в стакане. Обыкновенный пахарь, на каких держится любое серьезное учреждение. Судя по его скупым высказываниям, он был вполне удовлетворен своим нынешним положением и не строил амбициозных честолюбивых планов на будущее. Его устраивали привычная работа, неплохой стабильный заработок, возможность пропустить вечерком кружку пенистого пивка, заев его соленым балычком. Трудно было подозревать полковника в каких-то серьезных интригах — он достиг своего потолка и мечтал только о том, чтобы стабильность продолжалась как можно дольше и в связи с переменами в ведомстве его не турнули на улицу. Однако он по-прежнему входил в пятерку самых влиятельных людей концерна и был допущен почти ко всем его секретам. Сбрасывать с доски такую фигуру, как полковник Костылев, было бы неразумно. К полковнику стоило присмотреться повнимательнее.

Кофе кончился, на дне чашечки остался темно-коричневый осадок. Оснований подозревать кого-то конкретно у Варяга не было. А гадать на кофейной гуще было не в правилах вора в законе. Здесь нужны иные методы…

Слава Петров неспроста считался мастером перевоплощения. В школе он играл в художественной Самодеятельности и своими способностями выгодно отличался от прочих сверстников. Особенно ему удавались роли сказочных злодеев — Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Змея Горыныча. Первоклашки, взиравшие на Славу из зала, чуть ли не визжали от страха. Даже когда он переодевался в обычный костюм и чинно шел к выходу из клуба, детвора разбегалась от него в стороны-. Именно после одного из спектаклей к Славе намертво приклеилась кликуха Горыныч, которая весьма подходила к его внешности, особенно к мимике: злобный самоуверенный оскал неприятно поражал каждого, кто видел Славика впервые.

После школы Славик всерьез решил ехать в Москву для совершенствования актерского мастерства. Он подал документы в ГИТИС. Он довольно легко преодолел два тура, шумно отмечая на родительские деньги каждую победу в московских ресторанах.

Не. исключено, что через каких-нибудь пять лет он стал бы блистать на лучших театральных подмостках столицы, исполняя характерные роли современных злодеев, если бы один из абитуриентов, с которым он поступал в ГИТИС, не предложил ему покурить «особую» сигаретку! Причем накануне последнего тура. Наркота так стукнула ему по башке, что весь следующий день он пролежал с выпученными глазами на койке в общежитии, напоминая вытащенную на поверхность глубоководную рыбу и абсолютно не чувствуя своего тела. Когда он наконец оклемался, экзамены закончились, интерес к театру у него как-то неожиданно угас, и он посчитал, что играть злодеев в жизни куда практичнее, чем на сцене.

Собрав немногочисленные пожитки и раскурив с приятелями-неудачниками на прощание по косячку, Горыныч отбыл восвояси в Сибирь на поиски новых приключений. По его убеждению, жизни следовало быть такой же яркой, как в наркотических снах, и такой же богатой на события, как у героев голливудских боевиков.

Кроме сказочной злодейской наружности Славик Петров отличался недюжинной силой, и накачанные бицепсы действовали на его оппонентов куда убедительнее, чем логика рассуждений.

Вернувшись в родной город, он первым делом наведался в бар «Фиалка», где Колян каждый вечер принимал рапорты от своих бойцов.

Просьба Горыныча о принятии в бригаду Коляна не удивила. Заткнув ноздрю, бригадир смачно сморкнулся на дубовый паркет и поинтересовался:

— Ты знаешь, что я гнилье к себе не беру?

— Наслышан, Колян, — скромно отозвался Славик, нацепив на себя маску подобострастия. — Я буду стараться…

— Подтянуться раз двадцать пять сумеешь? — поинтересовался Николай.

— На двух руках или на одной? — все с тем же невинным видом спросил Горыныч.

— А ты, я вижу, нахал! — весело улыбнулся Радченко. — Ладно, договорились. Спортзал на Г ривке знаешь?

— А как же!

— Приходи туда завтра часа в два. Посмотрим, что ты из себя представляешь.

Об этом спортивном зале знал весь город. По существу, это был целый спортивный комплекс, где кроме борцовского и боксерского залов имелся огромный бассейн с великолепной сауной. Несколько лет назад в стенах комплекса вытапливало жирок в основном областное начальство, желающее весело отдохнуть от трудовых будней в обществе прекрасных дам, а охранялся спортивный зал на Гривке не менее бдительно, чем какой-нибудь военный объект с ядерными боеголовками. На территории комплекса парни в пятнистом камуфляже пускали только по специальным разрешениям. Попасть в спортивный зал на Гривке считалось так же престижно, как попасть на премьеру в Большой театр.

Но неожиданно по распоряжению нового мэра Гордеева комплекс, прежде принадлежавший государству, был акционирован и обрел нового хозяина. Им стал нигде не работающий Николай Радченко.

Внешне комплекс ничем не изменился, но посещать спортивные залы стала совершенно другая публика. Вместо зрелых пузатых дядек с серьезными физиономиями посетителями стали молодые парни с бритыми затылками и самодовольными тупыми мордами.

— А меня туда пустят? — не скрывая волнения, поинтересовался Горыныч.

— Пустят, я предупрежу охрану!