Анатолий Галкин - Крутые игры

– Верно, Дибич! Богатых у нас не так много. Они все друг друга знают.

– У меня, Игорь, по Крыму руки связаны. Я туда своих ребят послать не могу. А ты можешь!.. Поработай… Кстати, тебя наш банкир финансирует?

– Пока оплачивает все текущие расходы, но при успехе обещал большую премию.

– Отлично!.. Я побежал, Игорь. Нет ни минуты. Могу подбросить до Октябрьской площади.

– Тебя что, сам министр пригласил?

– Сам. Не меня одного… Нас там человек двести будет. Совещание.

Из приемной Дибича Савенков созвонился с банкиром Шмаковым.

И уже через час Игорь был в банке.

Иван Фомич был внешне спокоен.

Четыре месяца спустя после исчезновения жены он ожидал только одного известия и заранее продумал все свои действия к тому моменту, когда найдут ее тело… Весь ритуал: где хоронить, кого пригласить, как поминать.

Другого исхода он уже не мог себе представить.

Много информации эта беседа не принесла.

Конечно, любопытным был момент похищения денег в поезде… Ночью, за десять минут до Белгорода в купе вошли двое в форме таможенников. Верхний свет они не включали, попросили соседа Шмакова подождать за дверью.

Банкир сразу заявил, что везет валюту, но у него есть разрешение на вывоз… Затем он вывалил на столик и то и другое.

Грабители сгребли все это в свой чемоданчик и заявили: «Разрешение фальшивое. Будем разбираться… Одевайтесь. Ждем вас у проводника».

Больше он их не видел… Когда он оделся, поезд уже стоял на станции Белгород.

Приметы грабителей?.. Так темно было! Мужчины в форме. Высокие. Без усов… Обычные спокойные голоса.

Знает ли он Шорина и Попова?.. Слышал. С Шориным даже общался несколько раз…

И жена их могла знать. Особенно их жен. Она часто ходила на презентации, на встречи с артистами, модельерами, в косметические салоны… Мы могли общаться только по делу, а у наших жен было больше поводов и мест для встреч… Могли быть знакомы, но не утверждаю.

Почему жена поехала в Ялту?.. Подруга какая-то посоветовала. Она очень хотела вылечиться, а там лечат именно это… Детей у них не было, а пора бы.

Шмаков встал и отошел к окну.

Он долго стоял спиной к Савенкову, заложив руки за спину… Дальше продолжать разговор было нельзя.

Всегда есть грань, которую не должен переходить даже самый циничный, жестокосердный сыщик.

И все же у порога Савенков произнес:

– Вы извините меня, Иван Фомич. Посмотрите в записных книжках жены, в других бумагах, нет ли упоминаний о Марине Поповой или Зое Шориной.

– Постойте! – Шмаков произнес это громко, приказным тоном, не оборачиваясь и не меняя позы. – Вы сказали, Зоя Шорина?.. Я ничего не утверждаю. Я только точно помню последние слова жены. В купе поезда. За три минуты до отправления… Она обнимала меня и шептала на ухо: «Не беспокойся!.. Зоя точно сказала, что там это лечат. Я вернусь, и у нас сразу будет ребенок… А потом еще и еще. У нас будет много детей… Зоя это точно знает. Я ей верю».

12 ноября 1920 года. Севастополь

Это был закат белого движения!

Крушение последних надежд… Еще неделю назад казалось, что Крым неприступен для красных, что именно здесь, на этой благодатной земле, удастся на годы и десятилетия сохранить маленький островок того, что тысячу лет называлось Великой Россией.

И именно отсюда начнется ее возрождение… Так уже было и после татар и после поляков.

Но все рухнуло за три дня.

Седьмого ноября (по календарю Советов) красные ворвались в Крым… Ворвались через Сиваш и закрепились в районе Чонгара и Литовского.

Это были самые неприступные и поэтому менее укрепленные участки.

Но провидение и на этот раз отвернулось от белой гвардии… С вечера подул сильный западный ветер, который согнал с Сиваша метровый слой гнилой воды.

А в полночь грянул крепкий мороз, сковавший вековую грязь лимана… По заранее заготовленным щитам и тростниковым матам красным удалось притащить на полуостров пушки и телеги со снарядами.

Через несколько дней, оставшись без прикрытия с тыла, пал неприступный Перекоп. Его еще называли Турецкий вал… Это крепостная стена, перед которой глубокие, заполненные водой рвы. А еще множество рядов колючей проволоки.

Через Перекоп красная конница ворвалась на крымские просторы.

Сейчас она, оставив далеко позади Джанкой и обходя Симферополь, тремя мощными клиньями рвалась к Керчи, Ялте и Севастополю.

Оставались дни!.. Сколько их – три, пять, десять? Не более!..

Дни! И точно, что дни, а не недели.

За несколько дней Севастополь преобразился.

Исчезли патрули… Пропали телеги и маленькие татарские повозки с запряженными в них смешными осликами с большими трогательными мохнатыми ушами.

Еще неделю назад местные жители, используя момент, привозили в город продовольствие, которое обменивали на богатую одежду, оружие и диковинные предметы быта: серебряные подсвечники, китайский фарфор, английские курительные трубки.

Сейчас все это потеряло цену… Единственное богатство для тысяч скопившихся в городе «обломков великой империи» – место на пароходе до Стамбула.

Большая часть города переместилась к Графской пристани. Многие ночевали прямо на чемоданах, устроившись под деревьями бульвара, под навесами купальни, на пристани яхт-клуба или прямо на Екатерининской площади.

Все ждали, когда с рейда снимутся корабли и будет объявлена эта самая эвакуация.

Эвакуация!

Это слово висело над городом. Его произносили шепотом с благоговейным трепетом. Это выглядело очень достойно… Эвакуация, а не бегство же, в самом деле.

Этого момента ждали с еще большим волнением, чем когда-то ждали Рождество… Рождество было всегда и приходило в точно назначенный Богом и календарем срок. Его можно было даже пропустить, проспать.

Но нельзя было пропустить ее – Эвакуацию… Интуиция правильно вела этих людей.

Лучше гонять такси по заморскому Парижу, чем валить лес на родной Колыме.

Кирилл Васильевич Логиновский наблюдал за всем происходящим в городе не то чтобы спокойно, но без особого душевного волнения.

За последние три года он видел столько, что казалось, ни один новый, самый крутой поворот российской истории не может его уже заинтересовать.

Действительно важным, волнующим и требующим постоянных размышлений было одно – он должен, он обязан обеспечить себе достойную жизнь там, где он скоро окажется вместе с другими беженцами.

Еще недавно он был преуспевающим адвокатом, перспективным и завидным женихом. Он был красноречивым оратором – любимцем московских дам, владельцем шикарного особняка в Мытищах, начинающим писателем и непременным посетителем самых модных салонов, выставок, театральных премьер…