Леопольд Тирманд - Злой

Куба опёрся о железную ограду на углу улицы и закурил. Толпа росла — люди выходили из контор и учреждений, трамваи заполнялись пассажирами. Зелёные и красные огни светофоров, солдаты, женщины, разглядывающие витрины, железнодорожники, морские офицеры, служащие, продавцы авторучек и зубных щёток, девушки, юноши с напомаженными волосами, ожидающие свидания возле киосков, — всё это было родным для Кубуся. Он удовлетворённо вздохнул, посмотрел на часы и двинулся в направлении «Крисеньки». Кто-то схватил его за плечо.

— Как поживаешь, Кубусь? — услышал он позади себя.

Куба обернулся, и лицо его осветилось улыбкой.

— Мориц! Вот это да… Клянусь счастьем! Куда ты делся?

Перед Кубусем стоял высокий крепкий парень в вельветовой расстёгнутой куртке, из-под которой выглядывал и зелёный грязноватый пуловер, и углы воротничка голубой, давно не стиранной рубашки. На молодом лице, уже с мужскими, словно бы искривлёнными чертами, написана была беззаботная удовлетворённость.

— Да как-то живу, — ответил он, стискивая руку Кубуся. — А ты? Ряшка у тебя такая, будто тебя желтком крестили.

— Такая уж у меня красота, — сдержанно ответил Кубусь. — Что поделываешь, Мориц? Почему не появляешься? Когда-то заходил время от времени.

— Не могу я к тебе заходить, ты теперь великий. Звезда «Экспресса» редактор Вирус. Откуда мне знать, кого ты помнишь, а кого нет.

— Оставь эти глупости, ладно? Чем занимаешься?

— Как когда. Немного тут, немного там… — уклончиво ответил Мориц.

— Как у тебя с монетой?

— Смотря что ты мне можешь предложить. Если отвалишь куска два взаймы, возьму с удовольствием. Меньших сумм не принимаю.

В голосе Морица звучали ирония и агрессивность. Тон Кубуся сразу же изменился — исчезли нотки дружеской сердечности.

— Это неплохо, — отозвался он. — Потому что я за один кусок работаю почти месяц. Так что не могу тебя поддержать. Проводи-ка меня немного, — добавил Кубусь.

Зелёный сигнал открыл дорогу. Оба перешли на ту сторону Аллей и не торопясь направились к площади.

— Знаешь, Куба, — начал Мориц, — я даже несколько раз к тебе собирался.

Кубусь быстро взглянул на него: в словах Морица уже не было насмешливой задиристости.

— Ты же знаешь, где меня искать, — ответил Куба. — Всегда можем поговорить.

— Человек стареет, разные мысли бродят в голове. Ты в этом разбираешься, правда?

— Кто это тебя так обработал? — спросил Кубусь, показав на свежий шрам, изуродовавший подбородок Морица.

Наглые зелёные глаза Морица потемнели, стали серьёзными и злыми.

— Неужели ударился о что-то? — с интересом переспросил Кубусь.

— Неважно, — ответил Мориц. — Дело ещё нужно уладить, последнее слово пока не сказано.

— Водку пьёшь?

— Пью. Почему бы не пить? Но знаешь, Куба, у меня к тебе дело: не мог бы ты придумать для меня какую-нибудь работу?

Кубусь немного помолчал. Потом медленно сказал:

— Зачем? Напьёшься, нахулиганишь, а я потом буду за тебя оправдываться? Если ещё не хуже.

Мориц не отвечал. Шёл задумчивый, ковыряя в носу.

— Не зайдёшь выпить со мной рюмочку? — спросил он минуту спустя.

— Некогда. Договорился встретиться через пятнадцать минут.

— Хватит, — заверил Мориц. — Как раз успеем раздавить четвертушку. Подожди.

Он быстро зашёл в магазин потребительской кооперации, мимо которого они проходили, и через несколько секунд вышел, пряча четвертушку в карман вельветовой куртки.

— Идём, — позвал он Кубу и свернул на улицу Видок.

……………………………………………………

— Видишь ли, Кубусь, какая ситуация, — заговорил Мориц. — Знаешь, у меня есть девушка.

— Поздравляю, — обрадовался Кубусь. — Нежные чувства меняют человека. Представляю себе…

— Погоди, — перебил Мориц. — Это не так просто. На этот раз всё как-то иначе.

— Нормально, — согласился Куба. — Могу быть свидетелем. Или дружкой. Как хочешь. Куплю вам свадебный подарок. Лучше всего — скатерть или электрический утюг. Это будет залогом прочного семейного существования, хорошо?

— Кто знает? — мягко проговорил Мориц. — Она живёт в Анине, — добавил он внезапно, без особой связи с разговором.

Куба посерьёзнел.

— Чудесно, — проговорил он, — тогда рискну. В течение недели постараюсь дать тебе ответ. Забеги ко мне в редакцию.

— Нет, — быстро возразил Мориц. — Не забегу. Лучше не надо. Никогда ничего нельзя знать… В конце концов, я не хочу тебе мешать. Как узнаешь что-то, сообщи мне, только знаешь… Что-нибудь такое меня… Рекомендаций для меня нет, справки с предыдущей работы тоже.

— Ладно, — ответил Кубусь. — Где тебя искать?

— На работе, — с гримасой проговорил Мориц, — за кинотеатром «Атлантик». Видишь ли, нужно сколотить немного деньжат, пока я не зажёг домашний очаг. Сейчас имею дело с билетами — это единственный фарт, который мне остаётся.

— Договорились, — согласился Куба. — Мне пора идти. Жди известий!

Они пожали друг другу руки. Куба свернул на Маршалковскую и зашёл в кафе «Крисенька». За неказистым столиком, между окном и блестящим никелированным аппаратом для приготовления кофе, сидел Колянко и читал газету. Куба присел рядом.

— Ты опоздал, — отметил Колянко, не опуская газеты.

— Пан редактор желает мне что-то сказать?

— Конечно. Хочу с тобой поговорить теоретически.

— Слушаю. Обожаю теорию. Ничто меня так не волнует, как…

— Не дури! Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря о влиянии прессы на всё происходящее?

— Прекрасно понимаю. Вообще я и сам так думаю.

— Значит, нужно начинать действовать…

— Проскользнуть, спрятаться под защитной оболочкой, вгрызться, видеть, знать, помнить и в удобную минуту… — с энтузиазмом провозгласил Куба.

— То-то оно и есть. Мы возвращаемся к забытым в последнее время афёрам, к закоулкам Центрального универмага, к таинственным действиям тёмных силуэтов в сохранившихся руинах Хмельной и Злотой, одним словом — к спекуляции билетами.

— Что?! — воскликнул Куба.

— К афёрам вокруг различных зрелищных предприятий, к очередям, искусственно создаваемой толпе, шуму возле билетных касс, к перекупщикам, продающим билеты из-под полы, и тому подобным делам.

Куба задумался.

— Неплохо, — шепнул он и тут же добавил: — Пан редактор, уже сделано. В течение недели смогу услужить вам сенсационными материалами.

— У тебя есть план?

— Нет. У меня есть доступ, — заявил Куба, выдержав эффектную паузу. — Не далее как полчаса назад я распил четвертушку с акулой варшавского билетного рынка. Псевдоним — Мориц. Возможно, вы даже помните его: ещё несколько лет назад он приходил к нам в редакцию. Старый кореш — я даже когда-то жил, ещё в самом начале, у его тётки, на Холмской. Некий Весек Мехцинский.