Шерриер Кристиан - Не говорите ему о цветах

Барменша спросила, что я буду пить, но я ответил, что ничего не хочу, просто поджидаю друга. Улыбаясь, она объяснила, что так положено, необходимо что-нибудь заказать. Тогда, вспомнив, как в детективном романе Питера Шеннея полицейский пил литрами виски, я заказал себе один стакан. Мне представилось, что это очень импозантно и, вероятно, виски — приятный напиток. Я хлебнул пару раз и нашел, что это не так, я бы даже сказал, что виски попахивало тараканами. Но мало-помалу приятное тепло разлилось по моему телу, и стало хорошо. Особенно, когда вспомнилась Урсула. Тогда я залпом осушил стакан и сразу заказал второй. Барменша была необычайно любезна, и я даже немного с ней поболтал. Мы поговорили об ужасной жаре и о мареве, которое застилает небо, и что совсем нечем дышать. Эта дама сказала, что, по ее мнению, не сегодня — завтра разразится ужасная гроза.

Болтая, я не забывал поглядывать на человека с шар-фон и его спутницу. Мужчина заказал роскошный ужин; на столике в серебряном ведерке стояла бутылка с золоченым горлышком. К ним подошел хозяин ресторана и стал дружески беседовать. Я понял, что он их хорошо знает. Когда они встали из-за стола, было уже десять часов вечера и за окнами стояла ночь. Не обратив на меня никакого внимания, они вышли. Женщина по имени Маделена прижималась к мужчине, обвив его талию, а он глупо улыбался. Я дошел до двери. Метрах в десяти от ресторана у обочины стояла серая малолитражка. Они сели в машину и исчезли во мраке ночи. След человека с шарфом был потерян. Расстроенный, я вернулся в бар и расплатился.

Но тут меня озарила идея. Как можно более безразличным тоном я спросил у барменши, как зовут человека, который только что вышел отсюда с женщиной. «Ведь его зовут господин… господин Перрюшо», — я назвал первое пришедшее мне в голову имя. Она ответила, что я ошибаюсь и что его зовут Жерард Роллэн. Я поблагодарил и очень обрадованный вышел из ресторана.

Я вернулся домой, когда все уже спали. Свет был только в комнате отца и Урсулы. Я пробрался в кухню и с жадностью набросился на остатки жаркого. Потом налил в стакан молока и в это время услышал легкие шаги. В кухню вошла Урсула. Тонкая ночная сорочка доходила ей почти до пят. Вид у немки был очень встревоженный. Мне было приятно, что она беспокоилась из-за меня. Я подробно описал ей все события вечера, стараясь ничего не упустить. Она слушала очень внимательно и несколько раз заставила повторить имя этого мужчины, попросила даже произнести по складам. Я сказал, что не знаю, как пишется его фамилия: с двумя «л» или с одной. И еще сомневаюсь, как надо: a-i-n или e-i-n. Но я добавил, что это малозначительные детали. Я взял Урсулу за руку и обнял. Она положила пальцы на мои губы, высвободилась и убежала, оставив лишь слабый аромат духов.

Жак Берже лежал на кровати у себя в комнате. Жара была невыносимой, хотя он и закрыл ставни. Дневной свет пробивался сквозь все щели. Жак Берже закрыл глаза и попытался заснуть. Как всегда, сон не шел к нему. Он думал о Жюльетте, стоящей над обрывом лицом к морю. Он также думал о гримасничающем лице, которое в ту ночь склонилось над ним. Внезапно ему показалось, что дверь приоткрылась, слегка скрипнув. Ему почудились шаги в сторону его кровати. Кто-то несомненно находился в комнате. Он протянул руку и задел кого-то, кто отпрянул. Этот кто-то склонился над ним и рассматривал его. Он слышал даже легкое дыхание и чувствовал запах, знакомый запах… цветов. Да-да, именно цветов. Он открыл глаза и в сумраке разглядел свою жену Франсуазу с цветком мака в руке.

— Извини меня, Жак, — сказала она. — Мой бог, какой беспорядок в этой комнате! (Она воздела руки к небу). Почему ты не позволяешь мне…

— Я тебе неоднократно говорил, что не желаю тебя здесь видеть. А теперь уйди и дай мне заснуть.

— Послушай, я срезала замечательный букет гладиолусов. Мне кажется, будет очень красиво, если поставить его сюда, на стол. Я могу принести, если хочешь.

— Я хочу только, чтоб ты ушла. Ты меня утомляешь.

— Жак, Жак! — опять начала она плаксиво. — Нам надо поговорить по поводу этих стариков.

— Ни слова больше, уходи.

— И по поводу Урсулы тоже.

Жак Берже оперся на локти и приподнялся на кровати.

— А ее-то ты в чем упрекаешь?

— Абсолютно необходимо, чтобы она уехала. Она заодно с этими ужасными стариками. Кажется, она видится с ними тайком и переговаривается. Мне так сказали.

— Замолчи! Ты окончательно сошла с ума. Я не хочу больше с тобой разговаривать!

— Но она входила в мою комнату и для этого стащила у меня ключ.

— Да, я знаю. Но ведь ей захотелось поиграть на рояле. Это так естественно. А ведь ты к инструменту не прикасаешься. И, кроме того, она была не одна, а с Жан-Клодом.

— Урсула у меня кое-что украла. Фотографию.

— Фотографию? И чья же это фотография?

— Твоя. Помнишь, ты фотографировался в Люшоне в день нашей помолвки?

— Это не воровство. Просто ей захотелось сохранить память о пребывании здесь. Ничего необычного.

— Жак, надо, чтобы она уехала. Очень тебя прошу.

— Я сказал: нет, Урсула останется. Она прекрасно управляется с детьми. Роберт ее просто обожает, и она с ним так много возится. А потом, ты представляешь, что будет, если она уйдет? Где мы найдем замену? Ты же сама знаешь, что сейчас такой сезон, что нечего рассчитывать на успех. Снова надо помещать объявление в газету, в любом случае пройдет бездна времени. Нет уж, хватит беспокойства. Я считаю, что Урсула идеально справляется со своими обязанностями. А вспомни, как много она сделала, когда умерла Жюльетта. Ведь похороны, фактически, лежали на ней.

— Жак, умоляю, надо, чтобы Урсула уехала. Знаешь, что она натворила? Она разбила вазу с гладиолусами. Я не могу ей этого простить.

— Да, действительно, это чудовищно. Криминальное преступление.

— А разве не так? Я в этом убеждена. Обязательно надо отказать ей от места!

— Нет, клянусь, она никуда не уйдет.

— Но почему, Жак, почему ты так хочешь, чтобы она осталась? Вот уже несколько дней я спрашиваю себя, нет ли между вами какой-то связи, не предаетесь ли вы гнусному пороку, когда меня нет дома?

Жак Берже спокойно поднялся и медленно дошел до двери. Он распахнул ее и, повернувшись к жене, сказал, еле сдерживая бешенство:

— Немедленно убирайся, да побыстрее!

Франсуаза Берже, пораженная, смотрела на него. Потом кончик носа ее задергался, глаза налились влагой, и она разразилась бурными рыданиями. Вся в слезах, она кинулась вон из комнаты и скрылась в коридоре.

Роберт спустился с кровати и посмотрел в окно. Стояла уже глубокая ночь. Крадучись, он добрался до двери, отворил ее и вышел в коридор. Насторожился, потому что услышал звуки голосов и среди них голос Урсулы. На цыпочках он подкрался к перилам и заглянул в лестничный пролет.