Владимир Соколовский - Возвращение блудного сына

Сердце, омраченное было разговором с нищим, снова затрепыхалось горделиво и радостно. Сегодня был его, Семена Кашина, день. Шутка сказать, весь губрозыск столько времени не мог выйти на след Черкиза, и вот он, никому доселе неизвестный, ничем пока не славный агент второго разряда… ух ты, ччерт!

Кашин открыл сейф, достал оттуда затрепанную книжку: старинный, принадлежавший некогда Баталову роман. Всю литературу, оставшуюся после Михаила, начальство велело раздать сотрудникам как бесхозную. Буквы в книге были крупные, а заголовки глав украшали затейливые гравюры. От книги исходил вкусный запах добротной лежалой бумаги и крепкого кожаного переплета.

«…И вот теперь этот страшный час наступил, а вы, без сомнения, те избранные воители, коим святой повелел открыть доверенное мне. Как только вы совершите все должные обряды над моим бренным телом, вскопайте землю под седьмым деревом слева от этого убогого жилища, и ваши страдания будут… О господи, прими мою душу!

С этими словами набожный отшельник испустил дух».

«Эх, Миша, Миша! Избранный воитель! — снисходительно почему-то думал Семен. — Как это ты так? Ведь говорил, говорил я тебе!» На самом деле он ничего дельного никогда не сказал Баталову, да тот никогда бы и не стал его слушать. Но сегодня хотелось считать именно так, приятно было сознавать, что именно им взята высота, в страшной бездне которой исчез недавно его кумир. Гордость не позволяла теперь принять даже баталовских увлечений; презрительно оттопырив губу, агент перевернул страницу.

«Три капли крови упали из носа статуи Альфонсо. Манфред побледнел, а княгиня упала на колени.

— Смотри! — вскричал монах. — Видишь ты это чудесное знамение, гласящее, что кровь Альфонсо никогда не смешается с кровью Манфреда?

— Высокочтимый супруг мой! — промолвила Ипполита. — Смиримся перед господом…»

«Что ж! Молодежь должна идти дальше старших, — продолжал свои умствования Кашин. — У нее всегда и кругозор шире, и подготовка лучше. А может быть, — он содрогнулся от мысли, — она и вообще… умнее?!»

Он даже закашлялся, захрипел, но в следующее мгновение эта мысль уже вошла в него убеждением: то, что приходило ему сегодня в голову, не могло быть ложным — ведь это придумал он, Семен Ильич Кашин, тот, в чьих руках почти находится теперь неуловимый Черкиз. Дыхание подпирало грудь от восхищения собой.

«… — Склонитесь перед Теодором, истинным наследником Альфонсо! — возгласил призрак и, произнося эти слова, сопровождаемые раскатом грома, стал величаво возноситься к небесам; покрывавшие их тучи раздвинулись, после чего видения сокрылись от взора смертных, утонув в сиянии славы…»

— Кашин! Кашин! Эй, Карабосса! — донесся из коридора чей-то голос. Дернули дверь, и кто-то снова закричал, удаляясь: — Эй, Кашин! Войнарский вызывает!

Семен закрыл книгу обратно в сейф, приосанился, причесался перед зеркальцем и, надменно вздернув подбородок, вступил в коридор.

Юрий Павлович был явно не в духе: сидел за столом, грыз пустой мундштук и строчил под копирку очередной приказ. Поздоровался и указал Семену на стул.

— Где ваша революционная дисциплина, товарищ агент? С утра вы разлагаете личный состав пустыми полумещанскими разговорами, потом я видел вас во дворе, там вы составляли компанию олигофрену и очевидному люмпену. А так ли хороши дела, товарищ?

Семен обалдел. Войнарский не целовал, не обнимал его, не производил срочно в Красные Герои угрозыска за необыкновенную оперативную сноровку…

«Да ведь он же еще ничего не знает!» — догадался Кашин, приподнялся от волнения со стула и начал сбивчиво рассказывать о необыкновенном своем успехе. Войнарский слушал его, не меняя брюзгливого выражения лица.

Семен закончил; скромно сложив губы сердечком, уставился в потолок. Теперь-то уж он ждал воздаяния. И правда, начальник губрозыска несколько смягчился. Могло показаться даже, что он хочет извиниться за излишнюю суровость; по крайней мере, некоторая внутренняя борьба на его лице отразилась. Но Семен плохо еще знал Войнарского. Быстренько покончив со своими переживаниями, Юрий Павлович жестко сказал:

— И все-таки не вижу причин для особого ликования. Когда массой овладевают демобилизационные настроения, знаете, что происходит?

— Вы, кажется, маленько спутались, товарищ начальник! — озлился вдруг Семен. — Я пока что не масса, а конкретная личность, всего лишь Кашин Семен Ильич, агент второго разряда.

— А я помню, — ответил Войнарский. — И хоть вы и сам Кашин, а настроение все-таки это… прекратите. В каком состоянии дело об убийстве Вохминой?

— Жду ответа на запрос.

— Возьмите! — Войнарский подал конверт. — Лежит уже второй день, могли бы поинтересоваться.

Агент дрожащими от обиды руками рванул из конверта бумаги. Начальник остановил его:

— Подожди. С этим сам разберешься. Сейчас займись другим. К трем часам представить мне план операции по взятию Черкиза. Состав опергруппы определишь сам. Справишься?

Кашин зарделся. Такими делами в губрозыске занимались лишь опытнейшие, крупные оперативники. Поручая ему составление плана, Войнарский как бы причислял его, Семена, к их лику.

— Та-ак… — задумался Юрий Павлович. — Все у меня к тебе, что ли? А, нет! — Он отодрал от копирки лист только что написанного приказа, отдал агенту. — Получи. Для порядка.

Приказ гласил:

«За нарушение революционной дисциплины, выразившееся, как-то:

§ 1. В отвлечении масс сотрудников от выполнения основных обязанностей по борьбе с преступным элементом и иными социальными аномалиями путем ведения досужих посторонних разговоров в период времени с 8.25 до 10.15;

§ 2. В поддержании не оправданных текущей оперативной обстановкой сношений с деклассированными элементами Пигиным и Бабиным с 10.15 до 10.40;

§ 3. В отсутствии на непосредственном рабочем месте с 10.40 до 11.25.

агенту 2 разряда Кашину С. И. поставить на вид (устно)».

— Все грехи на меня взвалили, — угрюмо пробурчал Семен. — А Черкиза вам кто нашел?

— Не все, Сеня, — не отвечая на вопрос, сказал Войнарский. — Еще не все, — ласково добавил он. — Иди, работай, дорогой. И не пыжься раньше времени, Черкиз-то еще на воле ходит. Возьмем — похвалю, а теперь пока еще не за что. Теперь уразумей стратегию этого дела: Луня надо искать, вот что. Черкиз — не главная, в конечном счете, фигура. Если закоротиться только на нем, как бы через полгода не пришлось снова иметь дело с бандитским подпольем. Ладно, поглядим, что сегодня получится… Рано, рано еще, говорю, победу-то праздновать.

Семен, фыркнув, устремился из кабинета.

«Вот, — подумал Юрий Павлович, — и у этого начинается…»

Ему было жалко Кашина, и самому хотелось меньше всего предстать перед ним этаким жестоким, мелочным, сухим стариком. Но он чувствовал, что только так можно отрезвить, образумить агента. Может быть, это убережет его от представления о себе как о бездумном удачнике. Может быть, это убережет его от повторения баталовских ошибок…