Борис Бабкин - Когда закон бессилен

— Знаешь что, — тихо перебила ее свекровь, — не надо говорить об этом. Лучше все забыть. Сашу не вернешь. Мы с тобой сделали большую глупость, на­писав заявление на Константина, его все равно отпу­стят. А у нас с тобой... —она замолчала.

— Вы думаете, Константин Федорович захочет нам отомстить? — испуганно спросила Ира.

— Да нет же, — засмеялась Вера Николаевна, — я не это имела в виду. Конечно, Косте будет обидно. Ведь какая ни какая, а я его сестра. Но если он действительно не виноват в гибели Саши, то правиль­но поймет наше заявление.

— А если виноват? — быстро спросила Ира. — Ведь вы уверены, что в смерти Саши повинен Кон­стантин Федорович. И я так думаю. Но неужели его выпустят?

— Даже если он и выйдет, то к нам больше не придет, потому что если он хоть что-то сделает нам, то этим самым подтвердит наше с тобой обвинение. Так что успокойся, — улыбнулась она. Но глаза жен­щины говорили другое. В них был страх. Не за себя, а за невестку и своего неродившегося внука.

— Послушайте, уважаемый господин прокурор, — свободно развалившийся на стуле Зяблов улыбнул­ся, — у вас против меня ничего нет. Одни предполо­жения и домыслы этих бабенок. Я человек, далекий от юридических тонкостей, и все же понимаю, что намотать мне срок, как бы вам того ни хотелось, вы не сможете.

— Константин Федорович, — укоризненно пока­чал головой прокурор, — что за выражения? Намо­тать срок... — по его губам скользнула легкая улыб­ка.

— Интересно, где вы научились этой терминоло­гии.

— Я требую немедленно, — положив руки на стол, Зяблов чуть привстал и подался вперед, — осво­бодить меня! Вы слышите?! Немедленно!

— Вам не предъявлено обвинение, — снова улыбнулся прокурор, — вы просто временно задержа­ны для выяснения...

— Черт бы вас побрал! — воскликнул Зяблов. — Неужели нельзя выяснить то, что вы хотите, не задер­живая меня! А что касается обвинения, то подполков­ник Басов обвинил, именно обвинил меня в убийстве какого-то Мягкова и...

— Переигрываете, Константин Федорович, — жестко перебил его прокурор. — Вы же знали лейте­нант Валерия Мягкова, и вдруг — «какого-то». Знае­те, что я вам скажу, — он вздохнул, — я бы с удо­вольствием посадил тебя, Полковник, за решетку и надолго. Потому что...

— Сразу понятно, что вы здесь человек но­вый, — Зяблов высокомерно улыбнулся, — это жела­ние я выслушивал от ваших предшественников не единожды. Но, — с деланным сожалением он развел руками, — слава Богу, в нашей демократической стране существует закон. Надеюсь, вы не забыли, что являетесь его слугой? — насмешливо спросил он. — И, значит, обязаны защищать меня. Именно поэтому через пару дней, когда будете меня освобождать, я вручу вам заявление о привлечении к уголовной от­ветственности оклеветавших меня людей, а также о материальном возмещении причиненного мне мо­рального ущерба. Вы согласны, что несколько дней в камере — это не отдых на курорте?

— Ты уверен, что это были люди Зяблова? — спросил подполковник.

— Если бы моей уверенности хватило на то, что­бы отправить его на пожизненное, — вздохнул лежа­щий с перевязанной головой Феоктистов, — он дав­но был бы там.

— Умный ответ, — иронически заметил Басов.

— Дураком не был никогда, — усмехнулся капи­тан.

— Так какого хрена подставился?! — загремел Басов. — Хорошо хоть бронежилет на тебе был! Ум­ник, — буркнул он.

— А по городу сейчас говорят, будто капитан Феоктистов вот-вот душу богу отдаст.

— Да первая пуля вскользь по лбу прошла, — дотронувшись до бинта на голове, вздохнул Феокти­стов, — вторая — чуть выше виска. Если от первой меня как будто колом по голове шарахнуло, то вторая вырубила. Хорошо еще калибр небольшой, и обе по касательной. Так что броник здесь ни при чем. Я его не ношу, неудобно, особенно когда с женщиной в постель...

— Из больницы ни шагу! — строго сказал Ба­сов. — Ты мне живой нужен.

— Да я себе тоже в этом состоянии нравлюсь, — засмеялся Сергей. Поморщившись, дотронулся до бинта.

— Участковый молоток, — с одобрением прого­ворил он. — Может, его к себе забрать?

— Отдыхай, — выходя,- бросил Басов.

— Товарищ подполковник, — окликнул его ка­питан, — а что там в...

— Волошина, судя по всему, пытаются убить две группы, — подполковник задержался в дверях. — Его спасло то, что ночевал он у соседа. Первые, очевидно, четверо, потому что стреляли из четырех пистолетов, проникли в дом через окно. Этот, одетый в балахон, сумел снять крючок с двери. Из него решето сделали. Тридцать две пули получил.

— Установили, кто?' — быстро спросил капитан.

— Устанавливаем, — буркнул Басов. —Что не из наших, точно. Приезжий. Дай Бог, если судим или хотя бы привлекался.

— А этот, в балахоне, один был? — снова спро­сил Феоктистов. — К дому шел через сад не один, — нахмурился подполковник, — в дом вошел один.

Адам, комкая, бросал вещи в сумку. Услышав короткий стук, замер.

— Богунчик, — узнал он голос Хирурга, — от­крой.

Вздохнув, подскочил к двери. Провернул ключ, отступил на шаг, но никого не увидел и удивленно шагнул вперед. Вышел на площадку.

— Филя! — позвал он. — Ты где? — перегнув­шись через перила, он поглядел вниз.

— Не упади, — услышал он позади насмешли­вый голос и резко обернулся.

— Заходи, — внимательно вглядевшись в его лицо, усмехнулся Хирург.

— Ты чего? — пробормотал Адам. — Куда от двери-то делся?

— Наверх, — Филимон мотнул головой на ухо­дящие на третий этаж ступеньки. — Вдруг у тебя товарищи из угро.

— Я поэтому и собираюсь, — захлопнув дверь, торопливо проговорил Богунчик. — Зимин сообщил, что отпечатки убитого отправлены в Москву. Я думал, это ты, — признался он, — но потом Зимин обрисо­вал. Я и понял, что Тарзан. Но все равно уезжать надо.

— К чему такая спешка? — спокойно спросил Филимон.

— Так Зяблова арестовали! — вскликнул Богун­чик. — На него заявление мать и жена убитого гаиш­ника накатали. Он приходил к ним и спрашивал о чем-то. И в тот день, когда стажера из розыска при­кончили, этого гаишника домой пьяным от...

— Кто был в доме пчеловода? — перебил его вопросом Хирург.

— Так Зяблов посылал своих, — нервничая, от­ветил Адам. — Этот Волошин, пчеловод, заходил к матери гаишника, вот...

— Значит, Тарзана убили люди Зяблова, — чуть слышно констатировал Филимон.

— Что? — переспросил Адам.

— Зяблову предъявили обвинение? — спросил Хирург.

— Нет, его скоро отпустят. У них нет против него ничего существенного. Просто областной прокурор делает вид, что не знает об этом. Ну, потом влепит пару выговоров устных, — усмехнулся он, — и все. У них, — имея в виду органы, сказала он, — давно на Зяблова зуб горит. Но сначала у него лапа мохнатая в Москве была, кстати, наш шеф эту лапу оплачивал. Потом после девяносто третьего многие вес потеряли. Вот и...