Борис Бабкин - Когда закон бессилен

— Уберите их! — крикнул он. Парни силой зата­щили Валентину в одну комнату, Анну в другую. В квартиру с пистолетом в руке ворвался Призрак.

— Что такое?— взволнованно спросил он.

— Отец в больнице, — скривившись от боли, ответил Федор, — а эти сцепились.

— Я так думал, — убирая пистолет, усмехнулся Призрак, — что переворот.

— Ты чего ржешь? — разозлился Федор. — Ду­маешь... — и, побледнев, отшатнулся к стене. Мгно­венно появившийся в руке Призрака пистолет чувст­вительно уперся ему в живот.

— Еще раз повысишь голос, — улыбнулся При­зрак, — это будет последнее, что ты сделаешь. Наде­юсь, повторять не придется.

— Слышь, — застегивая ширинку, усмехнулся Туз, — может, к Тоньке заскочим?

— Ну это уж ты без меня, — засмеялся Николай. Легким толчком заставив встать с его колен голую девицу, поднялся сам.

— Она наверняка знает о тво­ем романе. А Тонька баба серьезная. Я видел, как она один раз пулю парню из плеча выковыривала. Без наркоза, перочинным ножом, — он поморщился. — Мне чуть плохо не стало. А она хоть бы хны. Так что ныряй к ней один. Она тебя за Аньку и кастрировать может.

— Почему я и зову тебя, — усмехнулся Туз. — Я звонил ей, мне сказали, что она уехала к Рединым, с Иваном Степановичем плохо. Вот я и хочу узнать, в чем дело. Может, ему Анька секим башка сделала? — с надеждой предположил он.

— Не, — покачал головой Зюзин, — я не по­еду. Сейчас крошек отправим и бай-бай, устал чер­товски;

— Лады, — немного подумав, согласился Туз, — я тоже спать. У тебя останусь. Провожай шалашовок. Я в ванную.

— Сколько им отвалить-то? — посмотрев на дверь в соседнюю комнату, откуда слышались веселые женские голоса, спросил ,он. — Я пятьдесят баксов дал, — зевнул Михаил. — А ты думай.

— Господи, — держа в руках фото сына, со сле­зами на глазах шептал Растогин, — пусть она согла­сится. Я же хочу только хорошего. Сынок... Иначе я... — он тяжело вздохнул.

— Павел Афанасьевич, — в приоткрытую дверь осторожно заглянул рослый парень, — что с вами?

— Ты все равно ничем помочь не сможешь, — не поворачиваясь, отозвался Растогин, — но спаси­бо, Швед. Я всегда знал, что ты нe только телохрани­тель.

— Вы хороший человек, —г не зная, как пони­мать обычно скупого на слова шефа, парень пожал плечами. — И я...

— Оставь меня... — не оборачиваясь, чтобы Швед не увидел его слез, приказал Растогин. Потом, осененный неожиданной мыслью, воскликнул. — Альберт! — тот мгновенно остановился. — Я прошу тебя не удивляться, — сдержанно проговорил Павел Афанасьевич. — Вполне возможно, тебе это покажет­ся странным и даже глупым, но только будь откро­венным, — он испытующе посмотрел на Шведа. На твердом загорелом лице и в прямом взгляде темных глаз он увидел только ожидание. — Тебе нравится Галина?

— Она красивая женщина, — спокойно ответил Альберт, и прекрасный человек.

— Ты мог бы стать ей мужем, а ее сыну от­цом? — медленно, словно давая понять, что он дает' время на раздумье, спросил Павел Афанасьевич.

— Надеюсь, вы согласитесь со мной, — так же ровно, не удивившись или по крайней мере сумев не выказать этого, проговорил Швед, — что здесь гораз­до важнее мнение Галины.

— Я спросил тебя, — Растогин повысил го­лос. — Ты знаешь, что я ненавижу неопределен­ность.

— Я сказал то, — так же спокойно ответил Аль­берт, — что думаю.

— А если я прикажу жениться на ней? быстро спросил Павел Афанасьевич.

— Даже самый верный пес не укусит своего хозя­ина по его же команде, — негромко сказал Швед. — Я не единожды доказывал вам свою преданность. Вы вольны распоряжаться моим временем и даже моей жизнью. Но единственное, что не подвластно вам и никому другому — мое отношение к женщине. Допу­скаю, что вам это не нравится, — он улыбнулся од­ними глазами, — но я знаю, что вы терпеть не може­те неопределенности.

— Пошел вон! — не сдержавшись, воскликнул Растогин.

— Спокойной ночи, — телохранитель беззвучно прикрыл за собой дверь.

— Что же мне делать, сын?— повернулся к пор­трету Растогин.

— Он по-прежнему без сознания, — сказала в телефонную трубку Ляхова. — Сильный ушиб затыл­ка. Возможно кровоизлияние. Сейчас Ивана Степано­вича осматривает нейрохирург.

Положив радиотелефон, Федор задумчиво посмот­рел на него.

— Федя, — услышал он голос матери, — что го­ворят врачи?

— Неужели тебя это волнует? — зло спросил он.

— Как ты можешь? — воскликнула переодетая, причесанная Анна. — Я волнуюсь за...

— И из-за этого вцепилась в Валькины воло­сы? — ухмыльнулся Федор.

— А ты, по-моему, доволен этим? — мать пытли­во посмотрела на него.

— Разговор о том, кто доволен, отложим, — ска­зала, входя в кабинет, Валентина. — Сейчас нужно выяснить другое.

— Что ты хочешь сказать? — зло спросила Анна.

— Хочу сказать, — спокойно ответила Валенти­на. — Из-за чего с отцом случилось это? Почему он вдруг, упав, ударился затылком?

— Ты думаешь, его ударила я! — закричала Анна.

— Мы оба, — Валентина кивнула на молчащего Федора, — очень хорошо знаем тебя. Ты берешь уро­ки самозащиты у Михаила Ту...

— Ты тоже! — не выдержав, заорала Анна.

— Но в отличие от тебя, — процедила Валенти­на, — не сплю с ним.

Сильным рывком отбросив стоящего между ними сына, Анна рванулась к ней. Призрак легким толчком в плечо отбросил ее к стене.

— Ты вовремя, — не отрывая взгляда от разъ­яренной мачехи, сказала Валентина.

— Ты что себе позволяешь?! — зло воскликнула Анна. — Да я скажу...

— С Пряхиным порядок, — не обращая на нее внимания, сказал Призрак. — Милиция говорит, что повесился сам. Предсмертного послания не оставил. Он ведь только что вернулся от родни. Может, что- нибудь там случилось, — равнодушно добавил он.

— Как? — растерянно спросила Анна. —- Пря- хин повесился?

— Сунул голову в петлю, стоя на краю ванны. А конец шнура с петлей привязал к вбитому в потолок крюку. На крюке и молотке — он лежал на полу — пальцы Пряхина.

— Но почему он повесился? — недоуменно, за­быв о намерении кинуться на падчерицу, протянула Анна.

— Я уже говорил, никто этого не знает. Теперь позволю себе спросить, — он поочередно оглядел женщин, — мне только показалось, что вы хотели набить друг другу морды или это действительно так?

— Тебя это не касается! — запальчиво крикнула Анна. — И вообще! Как ты посмел меня ударить!

— Я вас не бил, —улыбнулся Призрак, — но не мог же я допустить, чтобы мама и дочь, — с легкой иронией сказал он, — при мне дрались, как пьяные бабы в бане.

— Так, — Анна зевнула, — уже поздно, я хочу спать. Надеюсь, вы помните, что вы в моей квартире? Поэтому прощайте. А ты, — она взглянула на Вален­тину,— давно этого хотела. Скажи спасибо ему, — она кивнула на Федора, а то бы...