Тоби Болл - Тайник

Место взрыва постепенно приводили в порядок. В сточные канавы по обеим сторонам улицы стекали потоки серой от золы воды. Из дыры в стене поднимался дым. Фасад был почти полностью разрушен, номер дома исчез. Фрингс определил его по двум соседним номерам и сравнил с адресом Яна Блока. Все совпадало.

Репортер увидел полисмена Лосмана, с которым ему уже приходилось встречаться. Тот был явно не слишком занят.

— Фрэнк Фрингс из «Газеты», — отрекомендовался журналист, протягивая копу сигарету. — Кто-нибудь был в доме, когда произошел взрыв?

— Пока не знаем. Мистер Блок находился в это время в клубе. Он сказал, что там могла быть уборщица, но точно не знает. Тела мы не нашли.

— А как мистер Блок воспринял происшедшее?

Лосман иронически посмотрел на Фрингса.

— Я там не был. А как бы вы среагировали, если бы кто-нибудь бросил бомбу вам в окно?

— Какая была бомба?

— Динамитные шашки, связанные веревкой. Мы нашли волокна на кусках обертки, разлетевшихся по улице. Вероятно, там был длинный фитиль. Он его зажег, бросил бомбу в окно на первом этаже, и у него была еще минута, чтобы убраться подальше.

Фрингс кивнул, делая пометки в блокноте.

— Есть какие-то предположения, кто это мог быть?

— Вечно думают на одних и тех же. Только, пожалуйста, не печатайте это. Анархисты, коммунисты. Всегда какие-нибудь «исты».

— Кого-нибудь конкретно подозревают?

— Пока нет. Это вы можете напечатать. Но мы скоро их найдем. Это уж точно.

«Да уж, постарайтесь. А то мэр всех поставит на уши», — подумал Фрингс. Мысль была не из приятных.

Репортер вышел из оцепления и пообщался с зеваками, пытаясь найти свидетеля или хоть какой-нибудь источник полезной информации. Потерпев неудачу, представил себе недовольную физиономию Паноса и со вздохом стал искать телефонную будку.

Фрингс продиктовал заметку одной из секретарш. Потом он подумал, что неплохо бы получить какой-нибудь комментарий главного редактора или даже самого мэра. Но тут он почувствовал приближение приступа: острую боль в глазницах и ощущение, что кто-то холодным шпателем медленно отдирает его мозг от черепа. В таких случаях нередко пропадало зрение и чувство равновесия. Фрингс заспешил домой. Попытался поймать такси, но движение было перекрыто. Он быстро пошел к центру города, чувствуя, как с каждым шагом боль в голове набирает силу. Наконец вышел на Гранд-авеню и в последний момент впрыгнул в троллейбус, который как раз отходил от остановки. Рухнув на сиденье, репортер закрыл глаза, чтобы не видеть мира, который уготовил ему такие мучения.

Рыжий Генри восседал во главе массивного дубового стола. По левую сторону сидели муниципальные чиновники — их присутствие на такого рода мероприятиях считалось необходимым. Справа от мэра расположились польские бизнесмены, которые намеревались открыть фабрику в Низине, поскольку из-за растущей активности Германии и России в Польше становилось небезопасно.

Это простое на первый взгляд дело сопровождалось таким количеством бюрократических препон и проволочек, что Генри не мог сдержать своего раздражения. Он был совсем не против, чтобы поляки построили в Городе свою фабрику, так что желания сторон полностью совпадали. Пожмем друг другу руки — и вперед. Детали можно проработать по ходу дела. Однако городской совет думал иначе. Чиновники считали, что сначала нужно согласовать и утрясти все детали: местные коммерсанты могут возражать против поляков с их фабрикой, потому что те могут переманить у них рабочую силу. Как будто он, Рыжий Генри, мог запретить работягам свободно трудоустраиваться. Мэр хотел, чтобы поляки построили здесь фабрику, а он привык, что все его желания исполнялись.

Наконец было решено, что рабочих привезут из Польши. Генри посмотрел на свои огромные бесформенные руки, лежавшие на столе ладонями вниз. Костяшки распухли и разболтались, что явилось результатом многолетнего битья людей по головам в процессе долгой и успешной карьеры боксера. Мэр был шести с половиной футов ростом и весил около трехсот пятидесяти фунтов. Даже во времена боев, когда он весил на восемьдесят фунтов меньше, соперники на ринге казались в сравнении с ним карликами. О мэре ходило множество легенд — возможно, кое-что было преувеличено, но суть оставалась верной, — как какие-то бугры велели ему проиграть матч в Парке, а он за минуту нокаутировал Монти Крески, а потом поднырнул под ограждение и отмолотил двух козлов, сидевших во втором ряду. Или как он одним зверским хуком отправил в нокаут Кида Куваса, а заодно и судью.

Огненная грива, которой мэр был обязан своим прозвищем, давно поредела, обнажив сужающийся кверху череп. Лицо его носило все признаки бывшей профессии: сломанный нос, деформированные уши, похожие на гигантские розовые виноградины, шрамы у глаз. При всем этом он обладал острым умом и сохранил силу удара. Говорят, у боксеров навыки держатся до последнего. Хотя Генри перевалило за пятьдесят, он по-прежнему внушал страх недюжинной физической силой. Сейчас он сидел и смотрел на свои руки, слушая, как две стороны переговариваются через переводчика.

От размышлений его оторвало движение в дальнем конце стола. Он увидел, что в комнату вошел его секретарь Педжа, толстый человечек с гладкими, зачесанными назад волосами и слегка раскосыми глазами. Такое вторжение было весьма необычным и ничего хорошего не предвещало. Педжа пошел вдоль стола, стараясь не встречаться глазами с присутствующими. Разговор мгновенно заглох.

— Продолжайте, — скомандовал Рыжий Генри, и беседа вяло возобновилась.

Педжа подошел к своему шефу и, согнувшись, что-то прошептал ему на ухо. Рыжий Генри продолжал невозмутимо смотреть в пространство. Спорт научил его выдержке. В перерывах между раундами он, сидя в углу ринга, умел полностью расслабиться, несмотря на адреналин, игравший в крови, или чудовищное напряжение решающей схватки (которые, впрочем, случались нечасто). Вот и сейчас на его лице не дрогнул ни один мускул. Мэр сидел неподвижно, переваривая только что полученную информацию и пытаясь определить причины и последствия случившегося.

В дом Яна Блока бросили бомбу. Как раз в то время, когда здесь сидели поляки. Он мог бы назвать несколько причин, по которым это событие можно было расценить как преднамеренный выпад против него лично. Кто-то хотел показать, что Рыжий Генри совершил большую ошибку, о которой ему придется пожалеть.

Покончив с раздумьями, Генри сосредоточил внимание на разговоре за столом. Через какое-то время переводчик сказал:

— Они спрашивают, не могут ли чем-то помочь Городу.

Рыжий Генри только этого и ждал.

— У меня еще одна важная встреча, — заявил он, поднимаясь во весь рост.