Вячеслав Жуков - «Шестисотая» улика

Видя, что они обречены на верную гибель, Грек попытался что-то прокричать Федору, но из-за шума работающего пресса, Туманов не мог разобрать ни единого слова.

Федор почувствовал, как по спине побежали капли пота. Глянул на Шевчука. Тот наблюдал за работой пресса восторженными глазами. Бабенко стоял, тупо уставившись в заключение патологоанатомической экспертизы. Кажется, сейчас оно его интересовало больше, чем кончина оперативников, и он что-то тихонько наговаривал себе под нос.

Туманов не прислушивался. Видя, что Шевчук закурил, сунул руку в боковой карман пиджака. Это его движение, не осталось не замеченным Бабенко. Он настороженно покосился на Шевчука, потом спросил:

– В чем дело, майор?

Федор натянуто, через силу улыбнулся, старательно делая вид, что не желает наблюдать за гибелью приятелей оперов.

Шевчук тоже глянул на майора подозрительно, готовый в любую секунду пусть в ход оружие. Напрасно что ли, держал его в руке.

– Закурить можно? – спросил Федор и достал из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку, ту самую, в металлическом корпусе, которую Грек считал сувениром. Не дожидаясь, что ответит держащий его под прицелом продажный капитан, достал из пачки сигарету, сунул в рот.

Шевчук расслабился. По крайней мере, того первоначального напряжения в нем уже не замечалось.

– Пусть закурит. Оружия при нем нет. Его пистолет – у меня. Все-таки волнительный момент – трагическая гибель бравых товарищей. На такое без сигареты не взглянешь, – хохотнул он, глянув на плиту пресса, которая уже стала сминать крышу «Мерседеса». Слышался неприятный для слуха скрежет металла и хруст не выдержавших давления оконных стекол.

Федор взял зажигалку в правую руку и, отгораживаясь от ветерка, слегка повернулся к Шевчуку. И в то же мгновение раздался выстрел. Он был таким тихим, что сидящий в кабине пресса, за рычагами управления, человек, его не услышал. Но услышал Бабенко и потому испуганно отшатнулся.

Эту зажигалку пару лет назад Федору подарил один вор в законе. Когда-то, в молодости, сам соорудил ее на зоне, вставив в нее, маленькую обойму, рассчитанную на пять патрон малокалиберной винтовки. Выстрел производился в тот момент, когда большой палец нажимал на заднюю часть металлической крышки. Ствола в ней не было, и потому выстрел из такого стрелкового оружия не отличался большой точностью. Но на расстояние в полтора метра Туманову точность и не требовалась.

Пуля попала Шевчуку в левую часть груди ближе к плечу. Как видно он тоже не ожидал такого сюрприза от майора, вскрикнул от боли, выронив из руки пистолет. Точный удар в челюсть, опрокинул продажного капитана на спину.

Бабенко попытался накинуться на Федора, вцепиться майору в горло. Но удар майорского колена в пах, облагоразумил его от необдуманного, а главное, плохо подготовленного поступка. Как защититься от такого нападения, Федор хорошо знал.

Бывший руководитель автомобильного альянса скорчился от боли, схватившись руками за ушибленное место, словно майор намеревался повторить удар, и упал на колени.

Но бить его еще раз Федор не собирался. Хотя устоять перед искушением и не ударить в мерзкую рожу, было тяжело.

Быстро достав из кармана джинсовки Шевчука табельный пистолет, который у него отобрал продажный капитан, Федор направил ствол на водителя «четверки», который, увидев все происходящее, спрятался в кабине за толстую дверь и, достав свой пистолет, стал стрелять.

К сожалению, надо было признать, что он был защищен лучше, чем Федор Туманов. По крайней мере, он сидел в кабине, а Федору укрыться было негде. К тому же стрелять из чужого пистолета и попасть довольно сложно. Нужна была пристрелка, но на нее как раз у Туманова не было времени. Поэтому пистолет Шевчука, Федор сунул в карман, и, отбежав к углу вагончика, стоящего возле въездных ворот, вытянул руку со своим «Макаровым». Он надежней, чем пистолет гаишника.

Расстояние отсюда и до пресса, было значительно больше, чем с того места, где вначале стоял Федор, но зато и меньше шанс самому подставиться под пулю. Понимая, что попасть в водителя «четверки», засевшего в кабине пресса, практически невозможно, Туманов перевел ствол пистолета на толстый шланг, подающий масло к крутящемуся штоку, давившему сверху на огромную плиту. Собственно, эта плита и была прессом. Не зная, как еще остановить ее, майор прицелился в шланг и стал стрелять, тихо сказав себе, словно молитву:

– Ну, опер, давай теперь, не промахнись.

Один выстрел. Второй… Третий… Надо постараться хотя бы на миг успокоиться, чтобы не потерять драгоценные секунды. И Федор замер, прижавшись к углу дощатого вагончика. Руки расслабил так, как малыш держащий детскую игрушку, с той лишь разницей, что вместо игрушки в майорских руках был пистолет. Прицелился, почувствовав, будто окружающий его мир, замер. И плавно нажал на курок. Выстрела как будто не услышал. Только пистолет в его руках остервенело вздрогнул.

По тому, что он на этот раз не промазал, догадался, когда из пробитого шланга ударила тугая струя горячего масла. Прямо в переднее открытое окно кабины, заливая кнопки, рычаги управления и человека, который запустил всю эту громадину в действие.

Из кабины пресса послышался страшный крик. В голову и лицо, водителю «четверки», под сильным давлением била струя горячего масла. Бросив пистолет, он пытался выбраться из кабины и не мог открыть дверь, которую сам же запер изнутри.

Федор ему помогать не стал. Достав из кармана наручники, за левую руку пристегнул Шевчука к руке бывшего руководителя автомобильного альянса, и побежал на выручку Грека и Ваняшина.

Вытащить обоих через двери, не было никакой возможности. Мешали металлические борта платформы. Оставалось заднее окно, которое все потрескалось, но еще не выпало из резиновых крепежей.

Опера сидели на заднем сиденье «Мерседеса». Туманов вскарабкался на платформу и, пригибаясь под нависшей плитой, подобрался к иномарке. Это было делом нелегким, потому что ему высокому пришлось хорошенько пригнуться.

– Живы? – спросил майор, мельком глянув на побитые физиономии сыщиков. Не сдаются его помощники, не падают духом.

– Живы, живы, Федя, – торопливо проговорил Грек, искоса поглядывая на нависшую над ними плиту пресса. – Ты только поторопись. Вытащи нас скорей отсюда. Тяни меня первого. Лешка тяжелый, на него время много уйдет. Мы потом его вдвоем вытащим.

– Да погоди ты, – Федор посмотрел на растрескавшееся стекло, от которого надо было сначала как-то избавиться. А вот как, майор не знал. Сверху на нем края острые, руками не ухватишься. И тут майору пришла мысль, вообще не вытаскивать его, а разбить до конца.