Аль Странс - Завещание

― Меня всё-таки ужасно нервирует нынешнее положение! – с досадой вступила Мария Григорьевна, – вы хоть молчите все, но я знаю, что думаете постоянно о том, о чем и я.

― Здесь несколько душно, пройдемте лучше в сад, господа, – неожиданно предложил Юрий Иванович, и, поднявшись, многозначительно посмотрел на Генриха Львовича .

– Да, теперь совсем не холодно и стол и скамейки очищены, так что приятнее будет в саду, – он поднялся за Юрием Ивановичем и первым вышел за ним из дома.

― Вы подозреваете прослушку у меня здесь, на даче?

― Всё может быть, в городе вас точно прослушивают. А здесь, не знаю, надо проверить, но лучше всегда быть начеку.

Все расселись за новым деревянным столом в саду, где уже появились первые побеги молодых листочков на деревьях вокруг. Стол находился метрах в десяти от дома.

― Позвольте, уважаемые дамы и господа, рассказать вам одну реальную историю, которой я был свидетелем ещё в самом начале моей профессиональной деятельности,– произнес Юрий Иванович,– Начало истории произошло в небольшом городке К. близ Ленинграда. В одной семье инженера крупного предприятия, впрочем, это не важно, хотя, пожалуй, очень даже важно, поскольку инженер этот хорошо зарабатывал и мог себе позволить немного больше, чем все остальные вокруг. Так вот, жена оставила его с малолетним сыном на руках. Он как будто смирился с судьбою и продолжал работать и растить сына сам. У сына ещё в ранние годы обнаружилась падучая, то есть эпилепсия, и он состоял на учете и лечился одно время. Но приступы прошли, или сделались очень редкими, так, что он мог вполне прилично существовать и учиться. Инженера со временем повысили и перевели в Ленинград, дали хорошую квартиру. В двадцать лет, сын, будучи уже в институте, влюбился в одну очень хорошенькую девушку, студентку из семьи эвенков, народов Восточной Сибири и Прибайкалья, и привел её в дом. Красота её была необычайная! Знаете, такое круглое, очень белое лицо с несколько раскосыми глазами, очаровательная белозубая улыбка и очень живые, игривые глаза. Отец не противился. Через несколько месяцев сыграли свадьбу. Отец настоял, что мол, как бы из приличий необходимо связь оформить официально. Сам же он с первого взгляда влюбился в ту студенточку и не мог ничего с собой поделать до того, что однажды взял её силой, когда сына не было. И с тех пор началась между ними тайная интимная связь...

― Боже мой, Юрий Иванович! К чему вы нам всё это рассказываете? – с отвращением воскликнула Мария Григорьевна, – Это противно слушать! Я и знать ничего такого не хочу!

― И напрасно, – отвечал ей рассказчик.

― Но зачем?! – не унималась Мария Григорьевна ,– зачем нам об этой мерзости знать!?

― Затем, что в этой истории, как и во всякой реальной жизненной ситуации, есть свой закономерный естественный финал.

― Что тут естественного? Грязь одна! – возмутилась Мария Григорьевна.

― И какой же финал у вашей истории? – поинтересовался её сын журналист Анатолий Генрихович.

― Скоро молодая женщина забеременела. Но неизвестно от кого! Такая ситуация ни одного из героев драмы не устраивала. Ни молодую женщину, ни её тестя. Молодой муж, покуда, ничего не знал, но вполне мог пожелать родить ребёнка.

― Ну, вы нас, право, совсем запугали, Юрий Иванович! Достоевщина какая–то, честное слово! – снова вставила своё слово Мария Григорьевна.

― Мария, не мешай. Самая кульминация надвигается, я чувствую,– оборвал её Григорий Павлович,– Ну-ну, Юрий Иванович, продолжайте.

― Больной эпилептик сын, будучи и без того болезненно подозрительным, именно на почве своего недуга, заметил неадекватное отношение отца к своей молодой жене. И стал наблюдать. А как стал наблюдать так скоро и открыл интригу. Однажды, вместо отъезда на учебу, он задержался потихоньку дома и застал отца со своею женою в самый интимный момент в спальне отца. Он зарезал отца прямо на теле своей жены длинным кухонным ножом. Молодая жена оказалась умнее мужа и предложила сразу позвонить в милицию и рассказать всё как есть, что, мол, старик её насиловал и заставлял молчать, запугивая, что всё расскажет в извращенном виде сыну, или вообще выгонит из его квартиры, где они проживали практически за счет отца. Она уже и позвонила, покуда её муж пребывал в шоковом состоянии, после содеянного, в состоянии аффекта. И это несомненно, что был у него аффект.

― Ох, уж дался вам этот аффект! Чуть что – сразу аффект, аффект, мол, убийца не виновен, а это у него аффект приключился, – в сердцах не удержалась от колкости в сторону частного детектива госпожа Фридланд.

― Что поделать, Мария Григорьевна, этот термин и сам аффект не мною придуман.

― Ну, вот кто придумал, тот и дурак!- сердито заключила супруга именинника.

― Ради бога, Юрий Иванович, завершите вашу историю…

― Так вот, через несколько минут он вдруг осознал, что сотворил! Какую утрату понес, и какой вред сам себе и родителю причинил, ведь ближе отца у него на земле никого не было! Ведь он его растил в одиночестве с самого детства. И не женился во второй раз, может быть, именно из–за него. То есть всю жизнь ему посвятил… О, тут то и разверзлась бездна души человеческой! Бедный мальчик ощутил такое безумное одиночество! Такую боль! Такой страх перед … что… Да, вы уж извините, но тут действительно надо быть Достоевским, чтоб описать всё точно и ярко… Одним словом, хотя, как казалось, и жену свою он любил бесконечно, но в одночасье и её лишил жизни. А тут и мы прибыли. Но чуток опоздали.

― Мда, но в чем мораль? – глядя в сторону, спросил Генрих Львович.

― Да, ваше резюме,– поддержал отца сын.

― Анна Львовна, а вы как полагаете? Как знаток души и тела человеческого? – частный детектив внимательно посмотрел ей в глаза.

Она же молча, смотрела в чашку и не отвечала.

― А почему, собственно, Юрий Иванович, вы задаете этот вопрос Анне Львовне? – поинтересовался её супруг Григорий Павлович.

― Я же сказал, исключительно как врачу.

― А не кроется ли за этим двусмысленным вопросом некий намек? Некое подозрение? – не унимался муж инженер Озеров.

― Никаких подозрений и тайн! – оборвала его Анна Львовна,– просто Юрий Иванович, имеет в виду мое понимание поведения человека. Но здесь Юрий Иванович ошибается. Я никогда не могла понять поведения отца. И то, что произошло сейчас, я не могу понять. Юрий Иванович, намекает нам, что, как он сказал, у всякой реальной жизненной ситуации, и нашей тоже, есть свой естественный закономерный финал, – несколько раздраженно продолжала она,– а я вижу финал противоестественный. И ситуация наша в которой мы все оказались поневоле – абсурдна! Я думаю, нам всем это выйдет боком. С одной стороны преследования полиции, с другой этот сумасшедший папаша с его очередным наследником! Не перебивай меня, Генрих! Да, именно, сумасбродство папаши привело нас всех на порог психушки! Посмотрите на себя! Посмотрите в зеркало! С конца декабря прошлого года и вот уже третий месяц мы все чувствуем страх преследования, дрожь в коленках, плохой сон, плохой аппетит, дурное пищеварение! Потому, что любой стук в дверь, подбрасывает нас на стуле, а непонятный треск на линии во время телефонного разговора вызывает ощущение постоянной слежки… Что это, Господи!?