Сергей Зверев - Наследник чемпиона

Мартынов посмотрел в окно и сощурился от яркого света.

– Понимаешь, Рома, в чем дело… Речь идет о некоем наследии, завещании, так сказать…

Гулько так и знал.

– Послушай! – резко оборвал он потуги Мартынова сказать о главном, сохранив интригу. – Я не знаю, кто ты такой, но точно знаю другое. Если бы моим маме с папой, которых я совершенно не помню, было что оставить своему сыну, то я не жрал бы сначала с бродягами, а потом с ворами. Мне вообще не нравится этот разговор, поэтому если портаки у тебя не рисованные, а колотые, давай разойдемся по-хорошему. Я уважаю масть, но, когда она начинает свербить у меня в горле, я начинаю ее путать.

Распахнув дверцу, он хотел было выйти, но вдруг почувствовал на своем плече железную хватку. Такая же сильная рука дотянулась до ручки и захлопнула дверцу. Рома на мгновение растерялся, потому что впервые за долгие годы почувствовал силу, превосходящую его.

– Не суетись, – пробормотал Мартынов, с трудом удерживая руку Гулько. – Я сам не люблю неопределенности. Я человек, выполняющий просьбу частного характера, не имеющую ничего общего с интересами власти. Я из Америки. Из страны, где больше чтят статую бабы не с веслом, а с факелом. Я ищу человека, на счету которого в одной из европейских стран лежит сумасшедшая сумма денег. Все бы ничего, да вот проблема. Двадцать пять лет назад этого человека звали совсем иначе, нежели сейчас. Волею судеб он оказался в детском доме, в котором пребывал и ты. И все, что мне теперь известно, это его имя. Зовут его Ромой. Теперь ты понимаешь, в чем моя проблема? Ты понимаешь, Рома, в чем моя проблема? Либо ты, либо твой ненавистный враг Метлицкий – тот самый Артур Мальков, которого много лет назад поместили в новосибирский детский дом. Маленькому человечку грозила смерть, и двое друзей, один из которых – ваш бывший директор, спасли ему жизнь, заменив имя.

– Коломиец?.. – выдавил Гулько, ошарашенный откровенностью американского русского зэка. – А почему этому… человечку грозила смерть?

– Сейчас не об этом речь…

Гулько наконец пришел в себя и отшатнулся.

– Слушай, командированный, я сейчас кликну двух босяков, что у машины вахту несут, и через полчаса дело не мое превратится в мое.

Мартынов поморщился.

– Рома… Меня в Хатанге конвой два дня топтал, после чего я два месяца в лазарете кашу из тарелки языком загребал. А нужно было просто сказать, кто суку завалил, которая Сему Холода администрации сдала. Сначала топтали, потом срок обещали скостить, потом очко мое по зоне пронести хотели. Да только братва не поверила, потому как при понятиях я. Восстание из-за меня на зоне поднялось, Рома, вот и оставили в покое. А ты хочешь, чтобы я при виде двоих фраеров с «железом» на землю присел? Ты желаешь, чтобы разговор у нас дальше своим ходом пошел? Тогда никогда не пугай меня, Рома, ладно? Мне пятый десяток идет, и ни за один год мне стыдно не было. Итак, брат Гул, один из вас, ты или Метлицкий – тот самый Артур Мальков. И я это узнаю, чего бы мне ни стоило. Буду очень признателен, если ты в этом поможешь. Да, кстати, отгони лукавого. Деньги может получить лишь тот, отпечатки пальцев которого совпадут с теми, которые хранятся в банке вот уже четверть века.

Рома уселся на сиденье поудобнее.

…А еще во дворе была сосна. Такая высокая, что по ней можно было залезть на небо.

– Что еще ты помнишь, Рома? – внимательно выслушав Гула, проронил Мартынов.

– Еще… Еще помню, что плохо мне было, – Рома отвернулся от окна, сжал пятерней руль «девятки» и с силой, словно проверяя люфт, несколько раз крутанул. – Велик был не мой, а того пацана. На сосну я один раз забраться хотел. На город сверху посмотреть. Помню, побили меня за это хорошо. Вот только не припомню, кто.

– А собака во дворе была? – допытывался Мартынов, поймав себя на том, что помнит двор в Ордынском уже как свой, но, сколько ни пытал свою память, никак не мог вспомнить, есть ли там сосна, перебирая руками по которой можно оказаться на небе. – Или еще что-нибудь примечательное?

– Собака… Была собака, – неожиданно ответил Гул. – На цепи. Я так думаю. Потому что в то время во всех дворах собаки были.

Они распрощались у самого подъезда Гулько. Последний отправился к себе, а Андрей Петрович, наскоро перекусив в первой попавшейся забегаловке, отправился на Главпочтамт. Связавшись с Флеммером, который неожиданно оказался гораздо приветливее, чем в прошлый раз, Мартынов сообщил о ходе расследования. Сжав сообщение о своем путешествии до минимума, превратив его в устный рапорт военнослужащего, где все понятно и одновременно ничего толком разобрать невозможно, он почувствовал, как екнуло сердце.

– Мистер Мартенсон, я перевел на ваш счет на Кайманах еще пятьдесят тысяч.

– Это приятная новость, – отреагировал Мартынов. – Однако у меня такое чувство, что вы переживаете за то, что я вышибу из французов десять миллионов и скроюсь. Впрочем, если у вас вторично возникнет желание увеличить мой счет, не скрою, положительных эмоций у меня прибавится.

– Это вы не переживайте, мистер Мартенсон, – усмехнулся Флеммер так, что Андрей даже сквозь мембрану телефона и километры чистой воды увидел два фарфоровых зуба в верхней челюсти вице-президента. – Прибавка к гонорару – это дань уважения вам за то, что вы находитесь в России. Стал бы я увеличивать ваш счет на пятьдесят тысяч, предполагая, что вы позволите себе забрать наши десять миллионов? Вы устали, Мартенсон. Мистер Вайс с несколькими русскими сидит и сгорает от нетерпения оказаться в России. Сходите в вашу иезуитскую баню, выпейте, отдохните. Я хочу, чтобы голова у вас работала так же, как она всегда работает в Вегасе. Кстати, пока вы в России, вы еще никого не убили?

– За сегодня или вообще? – Оторвавшись от трубки, он выглянул за дверь стеклянной кабины.

Когда вернул пластиковую крышку динамика к уху, там продолжался довольный хохоток.

– Значит, все в порядке, – заключил Флеммер. – Тут мистер Вайс спрашивает, не нужна ли вам помощь?

– Скажите мистеру Вайсу, что, если он не выдержит и рванет на рейс «Вегас – Москва», пусть в задницу вставит какую-нибудь заглушку, а рот залепит скотчем. Россия – страна углов и подворотен.

Повесив трубку, Мартынов выбрался из кабины, вышел на улицу и закурил.

Запрыгнув за руль настолько ловко, насколько позволяли восемьдесят пять килограммов веса и сто восемьдесят сантиметров роста, Мартынов опять почувствовал, как екнуло сердце. Он проник в карман пиджака рукой и осторожно, держа за краешек, вытянул листок, вырванный из блокнота. А как в Ордынском насчет роуминга МТС?..