Аманда Линд - Один коп, одна рука, один сын

Поев, она села в машину, включила радио, по второй программе передавали отрывки из «Реквиема» Моцарта. Стресс начал отпускать, мысли и тело стали спокойнее. Она прощает Джейн. Оставит ее в покое. Пошлет ей солидный чек в надежде, что, оттолкнув одной рукой, она примет его другой.

Что касается Адриана, то нужно как можно скорее сесть и спокойно с ним поговорить. Объяснить, что если никто не предлагает ему дружить, то нужно выйти на улицу и самому познакомиться с ребятами. Сидеть дома и плакать — дорога в никуда.

Фрэнси выключила музыку и решила ехать. За покупками. Сегодня это ей казалась весьма привлекательным занятием.

Ким Иеркерс был приятным сорокапятилетним трансвеститом, большую половину жизни занимавшимся торговлей оружием. И хотя многие в гангстерских кругах смотрели на него свысока из-за того, что он разгуливал в розовых гетрах и балетных пачках, но все его уважали за профессионализм и знание дела, потому что он мог достать все что угодно в приемлемые сроки. Фрэнси заказывала у него все, от вертолетных пулеметов и базук до отравленных стрел и восьмиметрового питона. Змею она запустила в каюту шикарного круизного лайнера, в которой спокойно спал Сеппе, бывший бармен ее казино, пребывавший в уверенности, что удачно сбежал с месячной выручкой, намереваясь потратить ее где-нибудь на вест-индских островах.

Ким уже давно жил в небольшом доме в Сольне, и Фрэнси никогда не слышала, чтобы у него был близкий друг или он с кем-то встречался. Пару раз она встречала его в городе. И он всегда был один. Они кивали друг другу, но не останавливались, чтобы поговорить. Ким всегда казался незащищенным, несмотря на его почти наглую манеру общаться и вызывающий стиль одежды. Причиной его незащищенности было одиночество. Все оружие мира не смогло бы ему помочь от него защититься, только люди, но как раз их-то он и не притягивал, за исключением тех, кто вел с ним бизнес. Фрэнси хотела пригласить его как-нибудь к себе на ужин, но потом осознала, что отнюдь не была доброй самаритянкой.

— Дарлинг, ты такая же красотка, как всегда! — воскликнул Ким и поспешил чмокнуть ее в щеку. — Черное платьице тебе очень к лицу. Хочешь чего-нибудь выпить?

Парик, на этот раз черный, был завязан узлом высоко на затылке, и в него была воткнута шпилька. Одет Ким был в нечто, напоминавшее кимоно. Видимо, у него был сейчас период гейши. До этого он увлекался образом балерины, а еще раньше носил строгие деловые костюмы, как у адвокатесс.

— Я с похорон, — сказала Фрэнси. — Нет, пить не буду, я кормлю.

— Ах да, у тебя же родилась малышка. Грудь выглядит огромной. Это «D»?

— Прошу прощения?

— Размер чашки теперь у тебя «D»? Хотя нет… все-таки, наверно, «С»?

— Понятия не имею.

— Ты не меняешься! Полная неинформированность обо всем, что не касается бизнеса! А хочешь посмотреть кое-какие новинки, я прав?

— Не обязательно новое, главное — эффективное.

— Понимаю.

Они спустились в благоустроенный подвал, в котором Ким устроил спальню. Рядом с односпальной кроватью стояли аквариум и прислоненная к стене рамка с фотографией его покойной овчарки Соломона. Ким отодвинул платяной шкаф и открыл находившуюся за ним дверь.

Они вошли в оружейный склад.

— Позавчера мне пришла поставка от Ясмин, — пояснил Ким. — Классные штуки. Взгляни на автоматы. Несколько человек могут положить ими целую армию.

Ясмин была бывшей военнослужащей израильской армии. Теперь она занималась подкупом высоких военных чинов, которые сливали ей кое-что из новейшего ассортимента и помогали вывозить это из страны. Ким познакомился с ней, когда работал сборщиком апельсинов в одном кибуце, тогда ему было двадцать пять, и он решил годик отдохнуть от торговли оружием. После знакомства с Ясмин мысли о том, чтобы сменить профессию, быстро улетучились. Они прекрасно спелись и делали теперь огромные деньги на совместном бизнесе. И если Ким не сменил свой дом на более фешенебельный, то только потому, что соседи уже давно перестали косо на него смотреть и думать, что он педофил, охотящийся на их детей.

— Отличные штуки, — согласилась Фрэнси, осмотрев автоматы. — Беру четыре. Еще мне надо несколько хороших пистолетов. «Магнум» мне надоел. Слишком неуклюжий. Красивый, но неуклюжий.

— Разнообразие красит бытие, — выдвигая ящик, изрек Ким.

Там лежали новенькие пистолеты, прямо с оружейных заводов.

Фрэнси доставала их один за другим. Поглаживала приклады, пробовала курки, осматривала у каждого ствол и дуло. «Курок — чувствительный, как член», — подумала она и пошла сделать несколько пробных выстрелов по манекенам в специально устроенном помещении.

Манекенов было четыре, все обтянуты тканью, на которой были напечатаны фотопортреты. Первый — с фотографией пастора Ульфа Экмана, проповедовавшего, что транссексуалы — ужасные грешники. Второй — с Джорджем Бушем, которого Ким считал конченым кретином. Третий — с Брэдом Питтом, поскольку, с точки зрения Кима, быть таким красавцем просто неприлично. Четвертый манекен был с портретом его мамочки — по причинам, о которых он предпочитал не думать.

— Мне нравится этот, — сказала Фрэнси.

В руках у нее был пистолет «глок», на удивление легкий, несмотря на то что в магазине помещалось семнадцать патронов.

— Мне тоже, — согласился Ким. — Отдача почти незаметная, и не дает осечек, как многие другие.

— У тебя есть пистолеты-автоматы?

— Нет, но могу достать.

— Достань. Мне надо десять штук. А этих мне нужно два. Нет, давай три.

Один для себя, второй для Крошки Мари, третий для Пера, которому придется-таки научиться стрелять на случай, если нужно будет защищаться.

— Мне еще нужны штуки, которыми можно взрывать, — заявила Фрэнси. — И что-то для прослушки.

— Да-да, нет проблем, — ответил Ким и начал доставать товар.

Фрэнси подошла и встала напротив «Джорджа Буша», который уже выглядел довольно потрепанным. В него было выпущено немало пуль. Он, конечно, больше не президент, но Фрэнси задумалась над тем, каково это — обладать такой неслыханной властью. Та власть, что была у нее, не шла ни в какое сравнение с той, которой когда-то обладал этот человек. Что бы она ответила на предложение сменить свою работу на работу американского президента? Она не могла сказать точно. Например, когда Джордж Буш начал войну в Ираке, он не мог не понимать, что будет много жертв среди гражданских. Чтобы принять такое решение, требовалось больше мужества или безрассудства, чем для того, чтобы объявить войну конкурирующей мафиозной организации. Ведь в такой войне гибнут в основном отморозки, которые, кто в большей, кто в меньшей степени, и так этого заслуживают.

— А как у тебя вообще дела? — спросила Фрэнси.