Аманда Линд - Один коп, одна рука, один сын

— И все же именно за эту твою импульсивность я могу тебя простить, — говорил Зак. — Ты ведь не со зла, ты не хотела ничего дурного.

— Ты кем себя возомнил, а? — прошипела Фрэнси. — Чертовым психоаналитиком, да? Кстати, не тебе говорить про зло, ты зомбируешь детей и преращаешь их в камикадзе! По сравнению с тобой я просто святая!

— Им лучше у меня, чем там, откуда я их беру.

— А где ты их берешь? На улице? В наркопритонах? В социальных учреждениях? У педофилов?

Зак снова улыбнулся, встал и, взяв у одного из байкеров лопату, швырнул ее Фрэнси.

— Копай, — приказал он.

Она вопросительно посмотрела на него. Он достал коробок и зажег сигарету. Несколько раз глубоко затянулся.

— Мои родители умерли, когда я был маленьким, — произнес он, выпустив облачко дыма. — Обо мне заботился Ренман. Он был мне и мамой, и папой. Поэтому тебе должно быть понятно, что я расстроился, когда вы вот так просто взяли его и убили.

— Он прекрасно знал правила, когда начал вести со мной дела, — возразила Фрэнси. — Предателей казнят, такова жизнь. Я не благотворительностью и не гуманитарной помощью занимаюсь, а бизнесом, к тому же криминальным, а в этом деле не место слюнтяям и всепрощенцам.

— Так ты никогда никого не прощала и не простишь?

— Да.

— Лжешь.

— Нет.

Зак кивнул байкерам, которые поставили Фрэнси на ноги и заставили ее копать.

Менее чем через полчаса (Фрэнси была в ярости, поэтому у нее получилось быстро) лопата стукнула о крышку гроба.

Насквозь мокрая от пота, с землей в волосах, под ногтями, вся в грязи, она посмотрела на Зака.

— Открывай, — потребовал тот.

Фрэнси, прекрасно знавшая, что там увидит (видеть это ей совсем не хотелось), недовольно подчинилась. Но пререкаться было бессмысленно: ее бы сразу начали бить.

Как только она подняла крышку гроба, из могилы поднялась вонь. Фрэнси отвернулась, подступила тошнота.

— Доставай его, — приказал Зак, раздавив окурок ногой.

«Надо стиснуть зубы, — думала Фрэнси. — Я справлюсь. Это просто материя, ничего опасного. И при первой же возможности я закопаю его живьем и поставлю сверху свою машину, когда он будет делать свои последние вздохи. И выкурю сигару. Чтобы отпраздновать».

Она взялась за разложившиеся конечности, которые Джим, Луиза и Крошка Мари когда-то заботливо отчленили от трупа, и положила их на землю рядом с могилой. В последнюю очередь достала голову, она была тяжелая и склизкая, глазницы чернели пустотой, глаза почти сгнили, и все равно ей казалось, что они смотрят на нее, обвиняя. Но он сам виноват. Знал, что рискует, знал, что будет, если начнет крутить дела у нее за спиной.

Ей пришлось разложить куски так, чтобы получилось что-то похожее на целое тело.

Пришлось взять почти полностью разложившуюся руку Ренмана и поцеловать ее.

Пришлось поцеловать и склизкую дыру, когда-то бывшую ртом, но когда она отказалась просунуть туда язык, один из байкеров прижал ее голову, заставив это сделать.

Потом она лежала на земле рядом с Ренманом и выла. Но никому ее не было жаль. Ее опять били ногами, потом заставили заново похоронить Ренмана и забросать гроб землей.

— Ну что? — спросил Зак, когда она закончила и стояла на коленях, дрожа всем телом.

Она не ответила, потому что уже не понимала, о чем ее спрашивают. У нее заложило уши, страшно хотелось вымыться, прополоскать рот, смыть все из памяти, лечь на землю и заснуть.

— Можно покончить с этим делом здесь и сейчас, — продолжал Зак. — Помнишь, что я тебе предлагал?

Она медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза, чувствуя, что из носа у нее что-то течет, то ли сопли, то ли кровь.

— Иначе у тебя будут проблемы, — предупредил Зак.

— Откуда ты узнал, что я поеду в Блидэ? — спросила Фрэнси, попытавшись подняться на ноги.

— Мужская интуиция.

— Если ты все равно собираешься меня убить, то почему бы не рассказать, кто меня предал.

— Я не собираюсь тебя убивать.

— Почему?

— Ты мне нужна в качестве партнера по бизнесу. Вместе мы будем непобедимы.

— Я уже дала тебе ответ.

— Ты передумаешь.

— Ты меня плохо знаешь.

— Либо ты передумаешь, либо я уничтожу всех твоих людей и организацию.

Фрэнси поднялась на ноги и посмотрела на него в упор. Он оглядел ее с головы до ног.

Грязная. Испачканная кровью. Потная. Отвратительная. Полная трагизма.

— Вообще-то ты красивая, — сказал он и подошел. — Я не могу понять, зачем тебе мараться убийствами и прочим беспределом. Война — мужское дело.

Он взял ее за подбородок, она тут же плюнула ему в лицо, но он даже не пошевелился. Тогда она попыталась вырваться, но его головорезы удержали ее.

— Война — человеческое изобретение, — ответила Фрэнси. — Я тоже человек. А ты?

Он дал ей пощечину. Из носа хлынула кровь, но ей было наплевать, он — упертый женоненавистник, застрявший в прошлом веке, задолго до того, как женщины получили избирательное право.

Он — окаменелость, так она ему и сказала. Он рассмеялся. Затем ее опять связали, завязали глаза, сунули кляп в рот и снова бросили в багажник.

Потом, как показалось Фрэнси, они бесконечно ездили по кругу. Потом она ударялась о стену, иногда падала навзничь, разбивала в кровь колени, вставала на ноги, ее опять толкали, и она падала, все это с повязкой на глазах и связанными сзади руками.

Теперь они уже были вдвоем с Заком, те двое куда-то делись, и Фрэнси не знала, радоваться этому или пугаться до смерти.

Зак, ничего не говоря, просто вел Фрэнси куда-то вперед, время от времени толкая ее в спину, чтобы показать, куда сворачивать.

Их шаги отдавались гулким эхом. Они пришли в какое-то холодное место с твердым полом. Может быть, в подвал, подземный тоннель или заводской цех.

Они остановились. Зак открыл дверь, толкнул ее внутрь, разрезал веревку, которой были связаны руки Фрэнси, затем запер дверь снаружи.

Она услышала звук его удаляющихся шагов.

Сняв повязку с глаз, Фрэнси огляделась.

Да, это заводской цех, холодный и серый. Высота потолков метра четыре. Лампы дневного света, три светят, одна мигает. На окнах ставни с тяжелыми цепями и замками. На полу матрас, как в наркопритоне. А еще гигантский аквариум, в котором при ближайшем рассмотрении оказалось шесть пираний, а на дне — остатки человеческой руки.

Идиотский способ запугивания. За кого он ее принимает, за какую-то клушу?

Фрэнси пошла к окнам, чтобы осмотреть цепи. Подергала немного, залезла на узкий подоконник, стала пинать толстые деревянные ставни. Бесполезно. Слезла, отошла назад, разбежалась и, используя прием карате, с размаху ударила ногой в то окно, которое показалось ей самым хлипким. Она упала на спину и больно ударилась копчиком, а чертовому окну хоть бы хны.