Станислав Родионов - Расследование мотива

— Вы это подчёркиваете со смыслом? — спросил Рябинин.

— Нет, просто для нас регистрация брака была формальностью, как и для всех влюблённых… Мне предлагали мест десять, одно другого лучше. Я от всего отказался, даже от аспирантуры, начал с самой низовой — попросился мастером на этот крупный комбинат. И приехал сюда. Валя пока осталась в Новосибирске из-за больной матери. Пока осталась. Тут я перехожу к самому главному и самому тяжёлому в моей жизни. Верите ли, мне самому не совсем понятно, что тогда случилось…

Ватунский замолчал, застрял взглядом в тополиных ветках. Почему-то все смотрели на эти тополя, когда поворачивали голову к окну. Можно было смотреть и правее, где зелёным неоном светился универмаг. Но люди с этого места всегда смотрели на тополя.

— Продолжать? — очнулся Ватунский.

— Конечно.

— А это всё нужно для следствия?

— Нет, — честно признался Рябинин и добавил: — Нужно мне.

— Работал я так же, как и учился. Через полгода сделался начальником цеха. Именно сделался. Пошёл к директору и сообщил, что этап ознакомления с производством закончил. Получив цех, я начал бешеную работу по его реконструкции. Это отразилось на работе всего комбината. Меня вызвали в министерство и чуть не сделали директором комбината. Я, разумеется, отказался, потому что твёрдо решил науку об управлении изучать постепенно, с самого низу. И диссертацию начал писать в это время. К чему я всё это рассказываю?… Валя! Писал ей всё реже и реже. И не письма, а короткие отчёты, как рапортички директору. Мне казалось, что с ней всё ясно, что этот вопрос мною отработан. Кроме того, тогда я, кажется, полагал, что любовь может быть важной только для женщины. У мужчины другая планида. Короче, я ни о чём не думал, кроме дела.

— Она вам писала?

— Да, конечно. Пока писала. Однажды на каком-то банкете мне показали молодую женщину, местную красавицу. Она только что разошлась с мужем-офицером. На банкете не принято говорить о делах, а принято нажимать на спиртное. Я не пил совершенно. Оставались только танцы. На вечере не оказалось ни одного высокого мужчины, кроме меня. Красавица тоже была высокой. Мы протанцевали весь вечер. После банкета я проводил её. Она действительно была красива, хоть снимай в кино.

— Вы… влюбились?

— Пожалуй, нет, наверняка — нет. У нас сложились отношения, которые не назовёшь ни дружбой, ни любовью, не знаю как. Больше всего подходит популярное выражение «встречались». Не было ни поцелуев, ни близости. Изредка ходили в кино, на концерты, вечера. Мне было приятно, что рядом со мной красивая женщина — и всё. Вот в это время перестала писать Валя, обиделась на рапортички. В городе никто не знал, что я женат. Анкету в личное дело заполнил ещё холостым. Но в городе уже знали, что я дружу с женщиной. В это время я возглавил новый отдел по реконструкции комбината по моему проекту. Как-то меня вызвал директор и сказал примерно следующее: живёте вы один в комнатушке, у нас есть трёхкомнатная квартира, одному вам многовато, но, если вы подумаете о законном браке хотя бы с той красивой женщиной, с которой дружите, то в квартиру въезжайте хоть завтра. Видимо, я был похож на вечного холостяка, директор даже не сомневался, что я одинок… Сергей Георгиевич, а зачем вам нужны все эти мои откровения? — вдруг спросил Ватунский.

Не хотелось, ох как не хотелось главному инженеру пускать постороннего к себе в душу. Рябинин это ценил — легко туда пускают люди, у которых там пустовато, как в незаселённом доме.

— Не беспокойтесь, Максим Васильевич, ваш рассказ из этого кабинета не выйдет.

— Но зачем он вам?

— Видите ли, я работаю следователем давно. С годами меня всё меньше интересует — как? И всё больше интересует — почему?

— Не совсем ухватил, — улыбнулся Ватунский.

— Как — это способ совершения преступления. Возьмите убийства. Способов всего несколько, и они стандартны. Удар предметом по голове — камнем, бутылкой, молотком… Удар ножом, иногда удушение руками и выстрел из пистолета. Вот, пожалуй, и всё. Ваш способ уже встречается реже. А всякие там отравления чаще бывают в детективах, чем в практике. Да каким бы ни был способ убийства хитроумным, он в себе ничего не несёт, кроме действия. Он и в обвинительном-то заключении умещается в одной строчке: нанёс удар, выстрелил — и всё. А вот почему человек наносит удары и стреляет — это уже целая повесть, целая жизнь человеческая. Тут и психология, и воспитание, и характер, и социальные элементы… Это интересно. А ваша жизнь тем более интересна, Максим Васильевич.

— Вы ничего не пишете? Я имею в виду книгу… или статьи?

— Увы, — вздохнул Рябинин, — только протоколы.

— Продолжу. В моей голове уже понеслись мысли о переустройстве комбината — открывалась невероятная техническая и организационная перспектива. Я уже обдумывал первый шаг, выискивал в памяти резервы, мощности, нужных людей. Я уже нёсся, позабыв всё на свете. А директор предложил решить простенькую задачу из трёх лиц. Мне потребовалась минута на решение и получение оптимального варианта.

— Не понимаю! — вырвалось у Рябинина.

— И я не понимаю, чёрт возьми! — крикнул Ватунский. — А вы думали, что я расскажу сладенькую историю? Мол, были объективные причины? Мол, разлучили нас?

Он сразу замолк, словно весь вышел криком. Рябинин терпеливо ждал, когда Ватунский повернётся от окна, от тополей, к нему.

— Извините. Я не на вас кричал.

— Я знаю — на себя. Продолжайте, Максим Васильевич.

— Вы не инженер, вам трудно меня понять. Всё дело в рациональности, которая была моим богом. Нужно было решить вопрос с женщиной, Валей, квартирой. И я решил — быстро, экономично, рационально.

— А любовь?

— Тогда я об этой категории не думал. Вот сейчас могу объяснить — любовь к Вале никуда не девалась. Она была во мне, на самом донышке души, в подсознании, в подкорке, не знаю, куда ещё может завалиться любовь. Я походил на человека, который достал интересную книгу и знает, что эта книга может перевернуть его жизнь. Поэтому засунул её подальше, чтобы не мозолила глаза и не мешала делать дело. А книга-то всё-таки лежала. И это сравнение не то. Может быть, я был и прекрасный специалист, но в чём-то узковат. Сам не пойму, в чём…

Ватунский посмотрел на следователя, как первоклассник на учительницу.

— Могу сказать сразу, в чем вы, да не только вы, узковаты, — не вытерпел Рябинин. — Может быть, слегка образно скажу. В наше стремительное время надо раз в неделю закрываться на вечер в комнате, отключать свет, телефон, телевизор, зажигать свечку и читать Достоевского, Блока, Паустовского. Читать о человеке, о природе, а потом долго сидеть в тишине и думать: что такое человек в жизни, кто он и зачем он. Самый прекрасный специалист должен быть тронут чем-то гуманитарным, философией. Иначе он превратится в счётно-решающего…