Станислав Родионов - Долгое дело

Она залилась краской, которая вроде бы перекинулась и на косу, старомодно лежавшую на груди, на белой кофточке… В каком она классе? В восьмом, в девятом?

— Если бы вы прошлись по камерам, то половина преступников завязала бы только от одного вашего вида, — неожиданно сказал инспектор то, чего не собирался говорить.

— В ваших камерах я бы умерла со страху.

Он посадил её в гостевое кресло, сразу пожалев, — она провалилась в него вся, словно ушла из кабинета.

— Как ваша Калязина?

— Излучает биоинформацию.

— А вы её принимаете?

— Я нормальный человек.

— Вадим, вы другой человек, поэтому Калязину и не слышите.

— А есть люди, которые слышат?

— Разумеется.

— Лида, мозг у всех един.

— Да? Он у всех разный, как ваши пальцевые отпечатки.

Инспектору казалось… Инспектору хотелось, чтобы в его кабинете, где Лида была впервые, она вела бы себя чуть иначе, чем в своём доме. Он не определял это «чуть». Ну, может быть, смелее, свободнее, побольше кокетства… Зачем? Он не вдумывался, — для мыслей тоже есть запретные зоны, опутанные колючей проволокой и высоковольтными проводами.

— Вернее, мозг у всех работает по-разному, — добавила она.

— Согласен. Отсюда у всех разные способности.

— Поэтому у всех разные души.

— Допустим, — согласился инспектор, догадываясь, что она ведёт его к какой-то мысли, ради которой и пришла.

— Нужно искать свою, родственную душу.

Петельников безмятежно улыбнулся, всё поняв. Лида вспыхнула, задетая пренебрежительностью этой улыбки.

— Вы решили жениться, да?

— Уже сделал предложение.

— Зачем?

— Чтобы жена меня собирала.

— Куда?

— На войну и в баню мужчину должна собирать жена.

— Я же серьёзно…

— Чем плоха Светлана?

— Она не для вас.

— Девушка с улыбкой Джоконды не для меня?

— Я терпеть не могу улыбку Джоконды.

— Лида, этой улыбкой восхищается весь мир.

— Я тоже восхищаюсь гениальному изображению противнейшей улыбки.

— Ну а что же плохого в Светлане, кроме джокондовской улыбки?

— Она добрая девочка, но не для вас.

— Почему же?

— Это не ваша родственная душа, не ваша половинка.

— Лида, я вам про женитьбу, а вы мне про мифы, про легенды…

— Да? Если хотите знать, родственная душа — это не легенда, а биологическая потребность.

— Насколько я знаю, секс — биологическая потребность.

Лида опять покраснела и вцепилась рукой в косу, начав её нервно и быстро расплетать. Всё-таки в каком она классе?

— Любовь тоже биологическая потребность. Ведь не каждые муж и жена совместимы, хотя тому помеха не ваш дурацкий секс. Не могут жить вместе…

— Ну, если у него маленькая зарплата…

— Кстати, лосиха подпускает к себе не каждого лося.

— Только того, который других забодал.

— А при полигамии… Представьте, мужчины не искали бы родственных душ, а обходились бы местными женщинами. Где-то в другом месте женщины остались бы одинокими, что отразилось бы на продлении рода. Взаимные же поиски дают равномерное распределение полов, а это обеспечивает устойчивость вида. Видите, не только физиологический секс, но и духовная любовь имеет биологический смысл и заложена в нас природой…

— Ваша теория?

— Ну и что?

В глубоком кресле белела кофточка, краснело лицо и желтела коса. Но у Петельникова было соколиное зрение, поэтому в полутьме кресла он видел её расширенные глаза, приоткрытый рот и кокетливо выставленное плечо, которым она вроде бы хотела наступать на инспектора за его непонимание новой теории любви.

Петельникову нравилось кокетство. Что прельщает в женщине? Рябинин считал — женственность. Нет, кокетство, которое так же индивидуально, как их лица. А сколько оттенков у этого кокетства… Есть почти художественное, говорящее о вкусе и уме. И есть как у Лиды Рябининой.

— Всё-таки женитесь, да?

— А если я Свету люблю?

— Нет, не любите.

— Откуда вам это известно?

— Не ваше дело — вскинулась Лида и, словно испугавшись своей резкости, побежала к двери.

Из дневника следователя.

Может ли борьба стать смыслом жизни? Да, но только потому, что есть надежда на победу. Отнимите эту надежду, и борьба потеряет и смысл, и удовольствие. Поэтому борьба не может быть смыслом жизни, ибо она ведётся тоже ради чего-то, опять ради чего-то, опять ради какого-то смысла.

Добровольная исповедь.

Какой может быть смысл жизни, когда человек — животное? Если бы природа была мудрой, она создала бы одну форму, но совершенную. А то земля кишит безмозглыми тварями. Человек осознал себя случайно в результате игры комбинаций. Наш интеллект — это тупик природы, аппендикс. Мы не знаем, что с собой делать, поэтому и задумываемся, вроде Рябинина. «А в чём смысл жизни?» Разве дерево думает о смысле? А птица? А животное? Они либо живут наслаждаясь, либо умирают.

Следователю Рябинину.

Вероятно, вы назовёте это совпадением…

На меня ползло какое-то тёмное бесформенное существо. Сделалось невыразимо жутко, тяжело, нечем дышать… Перестал чувствовать ноги, потом живот, а это чёрное подбиралось к груди. Я понял, что как только оно доберётся до сердца, то наступит смерть. Я закричал… Эта чёрная жуть медленно уползла в окно и вроде бы перелезла в соседнюю квартиру. Я проснулся…

Утром, когда уже встали, мы услышали беспокойный шум за стеной и вышли на лестничную площадку. Заплаканная соседка сказала, что ночью умерла её мать.

Совпадение? Чего и с чем?

Уважаемый гражданин Меркин!

Нет, это не совпадение. Скорее всего, вы уловили во сне какие-либо тревожные звуки, доносившиеся из соседней квартиры. Во сне человек может принять почти неслышный, предпороговый сигнал, который вызвал в спящем мозгу видение страха и опасности.

Опять по чужим кабинетам томились потерпевшие, свидетели и понятые.

В десять часов Рябинин лишь отметил — десять часов. И окинул стол и комнату ещё одним, теперь уже последним взглядом: бланки протоколов лежат слева, пишущая машинка перед ним, папка с уголовным делом справа… Шесть стульев пусто притихли строем. Всё готово. Он волнуется?

Четверть одиннадцатого, его взгляд лишь скользнул по часам — это ещё не опоздание. Очные ставки будут здесь, перед столом. Опознаваемых поставит туда, а опознающих вот тут. Понятые сядут в уголок. Конечно, волнуется.

Где-то наверху радиостанция «Маяк» начала передавать известия половина одиннадцатого. Мало ли из-за чего можно опоздать? Крепкий утренний сон, неритмичность транспорта, оторвался каблук по дороге…

Бочком и не вовремя в кабинет протиснулась худая фигура коменданта. Вечная фигура коменданта в вечно чёрном костюме, с тёмными и вечно печальными глазами. Нет, сегодня в нём была, как сказала бы корреспондент Холстянникова, оригиналинка — вздыбленная чёлка, словно он всю ночь проспал лицом в подушку.