Стивен Кинг - Джойленд

Энни сидела в пассажирском кресле, и я подумал, что никогда еще она не была так красива, как в это октябрьское утро, в своих линялых джинсах и тонком свитерке, с волосами, подвязанными пасмой голубой шерсти.

— Спасибо вам, Дев, — сказала она. — Надеюсь только, что мы поступаем правильно.

— Конечно, — сказал я с уверенностью в голосе, которой на самом деле не чувствовал.

Потому что теперь, когда дело было сделано, у меня появились сомнения.

Вывеска Джойленда светилась — это было первое, что я заметил.

А второе — что из динамиков лилась развеселая летняя музычка: парад хитов конца шестидесятых — начала семидесятых. Я собирался припарковаться на одном из мест, отведенных для инвалидов — они были всего футах в пятидесяти от входа — но не успел я к ним свернуть, как Фред Дин вышел из открытых ворот парка и поманил нас внутрь. Сегодня он был не просто в костюме, а в тройке, которую приберегал для редких визитов знаменитостей, достойных ВИП-тура. Костюм я видел и раньше, а вот черный шелковый цилиндр, какие бывают на дипломатах в старых кинохрониках, узрел впервые.

— Это что, нормально? — спросила Энни.

— А то, — сказал я слегка обалдело. Ничего нормального в этом не было.

Я въехал через ворота на Джойленд-авеню и остановился у скамейки перед «Деревней „Туда-Сюда“», где когда-то сидел с мистером Истербруком после своего первого выступления в роли Гови.

Майк хотел выйти из фургона так же, как в него сел — самостоятельно. Я стоял наготове, чтобы поймать его, если он потеряет равновесие, пока Энни вытаскивала сзади коляску. Навостривший уши Майло сидел у моих ног, постукивая хвостом и посверкивая глазками.

Пока Энни подвозила к нам кресло, подошел Фред, окутанный облаком одеколонного аромата. Он был… ослепителен. Другого слова не подберешь. Он снял цилиндр, поклонился Энни и протянул руку.

— Вы, должно быть, мама Майка.

Не забывайте, что в то время обращение «миз» [23] нейтральное обращение к женщине, не указывающее на ее замужнее или незамужнее положение. еще не было в ходу, и как я ни нервничал, но не мог не восхититься тем, как он ловко обошел проблему «мисс/миссис».

— Да, — ответила она.

Не знаю, что ее смутило — то ли его любезность, то ли контраст в том, как они были одеты (она — для обычного визита в парк развлечений, он — для официального визита), но она, безусловно, была смущена. Однако руку ему пожала.

— А этот юноша…

— … сам Майкл.

Он протянул руку мальчику, который с широко распахнутыми глазами стоял на своих стальных подпорках.

— Спасибо, что посетили нас.

— Не за что… То есть, это вам спасибо. Спасибо, что разрешили нам прийти, — он пожал руку Фреда. — Парк такой огромный!

Никакой он, конечно, был не огромный. Диснейленд — вот огромный парк. Но для десятилетки, ни разу не бывшего в парке развлечений, он наверняка выглядел именно таким. На мгновение я увидел Джойленд его глазами, увидел как будто впервые, и все мои сомнения насчет того, стоило ли его сюда везти, растаяли.

Фред наклонился, чтобы осмотреть третьего члена семьи Росс, уперев руки в колени.

— А ты — Майло!

Майло гавкнул.

— Да, — сказал Фред, — мне тоже очень приятно. Он протянул руку и подождал, пока Майло подаст ему лапу, а затем пожал ее.

— Откуда вы знаете, как зовут нашу собаку? — спросила Энни. — Дев сказал?

Он выпрямился с улыбкой.

— Нет, не Дев. Знаю потому, что это место — волшебное, дорогая моя. Например… — Он показал пустые ладони и спрятал их за спину. — В какой руке?

— В левой, — подыграла ему Энни.

Фред вытянул вперед левую руку — пустую.

Она, улыбаясь, закатила глаза.

— Ну, в правой.

На сей раз в руке оказалась дюжина роз. Настоящих. Энни и Майк охнули от изумления. Я тоже. Даже теперь, столько лет спустя, я все еще понятия не имею, как он это сделал.

— Джойленд — для детей, дорогая моя, и поскольку сегодня Майк здесь единственный ребенок, парк принадлежит ему. Но эти цветы — для вас.

Она взяла их, как во сне, зарылась лицом в бутоны, втянула в себя аромат их сладкой красной пыльцы.

— Я отнесу их в фургон, — предложил я.

Она удержала их еще на мгновенье, потом отдала мне.

— Майк, — сказал Фред, — ты знаешь, чем мы здесь торгуем?

Майк неуверенно взглянул на него.

— Аттракционами? И играми?

— Мы продаем веселье. Ну что, пошли веселиться?

Я помню день, который Майк провел в парке — и Энни, конечно, тоже, — как будто это было вчера. Но нужен гораздо более талантливый рассказчик, чем я, чтобы объяснить, как этот день разорвал последние путы, которыми Венди Кигэн еще связывала мое сердце и чувства. Могу лишь сказать то, что вы и так знаете: бывают дни драгоценные. Их немного, но в жизни каждого наберется несколько штук. Вот это был один из них. Когда мне грустно, когда жизнь наваливается на меня и все вокруг кажется дешевой мишурой, как Джойленд-авеню в дождь, — я возвращаюсь к тому дню, чтобы напомнить себе, что жизнь — не всегда лохотрон. Иногда призы настоящие. Иногда они драгоценны.

Конечно, работали не все аттракционы, и это было к лучшему, потому что многие из них не годились для Майка. Но больше половины парка в то утро действовало: свет, музыка, даже некоторые ларьки, где с полдесятка газунов продавали поп-корн, картошку-фри, колу, сахарную вату и «Лайское наслаждение». Не представляю, как Фред и Лэйн устроили все это за один день, но им это удалось.

Мы начали с «Деревни», где Лэйн уже ждал нас возле Поезда Туда-Сюда. На нем была полотняная фуражка машиниста вместо обычной шляпы, но она заломил ее под все тем же лихим углом. Кто бы сомневался.

— Все на борт! Этот паровозик детишек возит, так что садись, да поторопись! Мамы бесплатно, собаки бесплатно, дети — на паровозе туда и обратно.

Он указал на Майка, затем на пассажирское сиденье паровоза.

Майк вылез из кресла, оперся на костыли и заковылял к нему.

Энни было дернулась, но он ее остановил:

— Нет, мам, не надо. Я сам.

Он обрел равновесие и захромал к Лэйну — живой мальчик с ногами робота. Майк позволил Лэйну усадить себя на пассажирское сиденье.

— А эта веревка — от свистка? Можно дернуть?

— Для того она и существует, — сказал Лэйн, — но следи за поросятами на рельсах! Тут неподалеку бродит волк, и они его до смерти боятся.

Мы с Энни уселись в один из вагончиков. Ее глаза сияли. На щеках расцвели розы не хуже фредовых. Губы, хотя и плотно сжатые, дрожали.

— Вы в порядке? — спросил я.

— Да, — она переплела свои пальцы с моими и сжала их почти до боли. — Да. Да. Да.

— На панели огоньки зеленые! — крикнул Лэйн. — Подтверди, Майкл.

— Подтверждаю!

— Кого надо опасаться на рельсах?

— Свиней!

— Я балдею, малыш, когда ты говоришь! Дерни как следует веревку-свистульку, и поехали!