Стивен Кинг - Джойленд

Вернулась Энни.

— Он хочет тебя видеть, но надолго не задерживайся.

— Ладно.

— Третья дверь направо.

Я прошел по коридору, легонько постучался и вошел. Если не замечать поручней на стенах, кислородные баллоны в углу и вытянувшиеся по стойке смирно ножные скобы у кровати, то комната могла сойти за комнату обычного мальчишки. Да, ни бейсбольной перчатки, ни скейтборда в ней не было, зато были плакаты с Марком Спитцем и «Майамскими дельфинами». А на почетном месте над кроватью «Битлз» переходили Эбби-Роуд.

В воздухе стоял едва уловимый запах растирки. В кровати лежал Майк, такой маленький, что почти затерялся под зеленым покрывалом. Рядом с ним калачиком свернулся Майло, которого он рассеянно поглаживал. Трудно было поверить, что я видел перед собой того самого ребенка, который в победном жесте вскинул руки над головой на пике нашей поездки на «Колесе». Но грустным Майк не выглядел. Наоборот, он чуть ли не светился.

— Ты ее видел, Дев? Видел, как она уходила?

Я с улыбкой покачал головой. Тому я завидовал, Майку — нет. Майку — никогда.

— Хотел бы я, чтобы там был мой дедушка. Он бы тоже ее увидел и услышал, что она сказала, когда уходила.

— И что же?

— Сказала «спасибо». Нам обоим. Еще она сказала тебе быть осторожнее. Ты точно ее не слышал? Хоть немножко?

Я снова покачал головой. Нет. Даже немножко.

— Но ты знаешь. — Лицо Майка побледнело и осунулось: по нему сразу было видно, что он очень болен. Зато глаза оставались живыми и здоровыми.

— Ты же знаешь, так ведь?

— Да, — ответил я, думая о ленте. — Майк, а ты знаешь, что с ней случилось?

— Кто-то ее убил, — почти прошептал он.

— А она не сказала…

Он покачал головой, не дав мне закончить.

— Тебе надо поспать, — сказал я.

— Да. После сна почувствую себя лучше. Так всегда бывает. — Он закрыл глаза. Потом снова открыл. Медленно.

— Мне больше всего понравилось «Колесо». Лифтушка. На нем как будто летишь.

— Да, — сказал я. — Летишь.

Майк снова закрыл глаза и уже не открывал. Я на цыпочках прокрался к двери. Только взялся за ручку, как он сказал:

— Будь осторожен, Дев. Они не белые.

Я оглянулся. Майк спал. Точно спал. На меня смотрел один лишь Майло. Я вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь.

Энни была на кухне.

— Я варю кофе, но, может, ты предпочитаешь пиво? У меня есть «Блю Риббон».

— Лучше кофе.

— Как тебе дом?

Я решил быть честным.

— Мебель, на мой вкус, немного старомодна, но я никогда не ходил в школу декораторского искусства.

— Как и я, — ответила она. — Что там, даже колледж не закончила.

— Добро пожаловать в клуб.

— Да брось, ты-то закончишь. Переболеешь той девчонкой, что тебя бросила, вернешься на учебу, выпустишься и отправишься в прекрасное светлое будущее.

— Откуда ты знаешь…

— Про девчонку? Во-первых, на тебе разве что нет плаката «МЕНЯ БРОСИЛИ». Во-вторых, Майк в курсе. Он мне рассказал. Он — мое светлое будущее. А ведь когда-то я хотела стать антропологом. Хотела выиграть золотую медаль на Олимпиаде. Хотела поездить по миру и стать Маргарет Мид [24] Маргарет Мид (1901–1978), известный американский антрополог. своего поколения. Хотела писать книги и вообще делать все, чтобы вернуть любовь отца. Ты знаешь, кто он?

— Моя хозяйка говорит, что он проповедник.

— Так и есть. Бадди Росс, человек в белом костюме и с роскошной сединой. Выглядит как постаревший «Человек „Глэд“» из рекламы. [25] Glad — американская компания по производству мешков для мусора и пластиковых контейнеров; человек «Глэд» — герой рекламных роликов этой компании, седовласый спаситель семейного очага, приходящий на помощь в конфликтных ситуациях. Мега-церковь, эфиры на радио, теперь еще и телевидение. За кулисами — редкостный засранец с парочкой положительных черт.

Она приготовила две чашки кофе.

— Но точно так же можно сказать о любом из нас, верно?

— Говоришь так, словно сожалеешь о чем-то, — не самое тактичное замечание, но мы, кажется, уже были достаточно близки для подобных разговоров. По крайней мере, я на это надеялся.

Она взяла кофе и села напротив меня.

— Как поется в старой песенке, есть немного. Но Майк — чудесный мальчик, и, надо отдать отцу должное, он нас поддерживает — чтобы я могла не работать и полностью посвятить себя сыну. Думаю, такая любовь лучше, чем никакая. Сегодня я приняла решение. Думаю, это случилось, когда ты нацепил на себя этот смешной костюм и танцевал свой смешной танец. Когда смотрела, как Майк смеется.

— Расскажи.

— Я решила дать отцу то, чего он хочет — пригласить его обратно в жизнь Майка, пока не стало слишком поздно. Он говорил ужасные вещи — что господь наказал меня за грехи болезнью сына, например, но я решила оставить это позади. Ждать извинений мне бы пришлось очень долго… потому что в глубине души он до сих пор так считает.

— Извини.

Она пожала плечами, как будто это не имело значения.

— Я ошибалась, когда не хотела отпускать Майка в Джойленд, и цепляться за старые обиды — «ты мне, я — тебе» — тоже было ошибкой. Мой сын — не предмет торгов. Как ты думаешь, Дев, в тридцать один год еще не поздно взрослеть?

— Спросишь, когда я туда доберусь.

Она засмеялась.

— Туше! Извини, я на минутку.

Вернулась она через пять. Я сидел на кухне, потягивая кофе. Когда Энни вошла, свитер она держала в правой руке. Ее живот был смуглым от загара, а бледно-голубой лифчик почти совпадал по цвету с выцветшими джинсами.

— Майк заснул, — сказала она. — Пойдешь со мной наверх, Девин?

Спальня была большой, но какой-то пустой, словно даже спустя долгие месяцы вещи в ней не были полностью распакованы. Энни повернулась и обвила руками мне шею. Ее широко распахнутые глаза были совершенно спокойными. Улыбка коснулась кончиков губ, оставив на щеках небольшие ямочки.

— «Ты способен на большее, представься тебе такая возможность». Помнишь эти мои слова?

— Да.

— Я не ошиблась?

Ее губы были сладкими и влажными. Я чувствовал на вкус ее дыхание.

Она чуть отстранилась и произнесла:

— Это случится лишь раз. Ты же понимаешь?

Не хотелось, но понимал.

— Только если это не… ну…

Теперь она улыбалась по-настоящему. Почти смеялась. В полутьме я видел ее зубы и ямочки на щеках.

— Только если это не трах в знак благодарности? Поверь, это не так. Последний раз, когда у меня был парень твоего возраста, я сама была девчонкой.

Она взяла мою руку и положила на шелковую чашечку бюстгальтера. Я ощутил мягкое, мерное биение ее сердца.

— Должно быть, не все, связанное с отцом осталось в прошлом, потому что сейчас я чувствую себя удивительно распутной.

Мы снова поцеловались. Ее руки опустились к моему поясу и расстегнули пряжку ремня. С тихим скрипом разошлась «молния», и рука Энни скользнула по твердому выступу на шортах. Я выдохнул.