Марианна Баконина - Смерть на выбор

— Я не понимаю, что вы так переживаете. И ругаетесь к тому же, наша работа не терпит суеты и излишних эмоций.

— Да идите вы…

— Я-то пойду, а что вы делать будете? — Вполне резонный вопрос. — Так вот, у вас есть оружие?

— Да, конечно. — Оперативник Смирнов машинально дотронулся до плечевой кобуры. Он сам купил ее с первой получки в оружейном магазине — дорого, но казенная годится лишь для теоретической работы — объяснять салажатам, как вообще-то можно носить пистолет.

— Тогда слушайте внимательно, я не буду называть адрес. Но вы меня поймете. То место, где мы беседовали с Лизаветой Алексеевной…

— Да. — Саша постарался сосредоточиться.

— Налево, два квартала, проспект, представляете? Еще раз налево. Большой серый дом, с шаром. Вас найдут. Через… — секундная пауза, — через пятнадцать минут после того часа, на который была назначена встреча позавчера.

— Что… — Саша хотел переспросить, потом глянул на часы и сообразил — Лизавета встречалась с этим типом в три, значит, в четверть четвертого, времени в обрез.

Любовь к иносказаниям выдавала того, кого в милиции называли «старшими братьями». Черт с ними, пусть шифруют как угодно, лишь бы помогли — Саша уже был на улице.

Серый день, подсыхающие лужи, обычная на Невском толпа, пассажиры, идущие на штурм троллейбуса, смельчаки пешеходы, чихающие на сигналы светофора. Все как и должно быть в большом городе. Осень, спешка, дела. И парень, бегущий на таинственную встречу, назначенную таинственным незнакомцем, который должен помочь выручить похищенную девушку. И веселенький фактик, доказывающий, насколько прогнило королевство, — парень служит в криминальной полиции, или милиции, если придерживаться наименований, принятых в этой стране. И парень не может пойти к своему начальству, он вообще не может никому, кроме неведомого ему человека, рассказать о том, что произошло. И не только потому, что не бросил дело об убийстве журналиста, как ему приказали, но и потому, что не знает, кому из собственных начальников он может доверять, а кто — оборотень.

Об оборотнях пишут и говорят уже давно. Только кто и когда их видел. К примеру, Генеральный прокурор, следящий, как идет дело о коррупции, в которое замешаны его жена и деверь, — это оборотень? Или…

Или судья, вынесший оправдательный приговор племяннику-мошеннику? Скорее уж оборотнем назовут топтуна-постового, который в свободные дни дежурит в соседнем банке или магазине.

Все смешалось в доме российской юстиции — и Саша торопился, бежал к единственному маяку, который сумел отыскать в тумане.

К месту встречи Саша примчался за десять минут до назначенного срока. Было время и отдышаться, и оглядеться.

Толкучка — книжно-пирожково-мороженая — кипела, как и положено в эту пору дня. Саша оценил профессионализм того, кто назначил встречу. В людском водовороте просто действовать незаметно. Оперативник посмотрел на свои часы, потом на башенные, открытые совсем недавно и с большой помпой. Пятнадцать десять. Никто не обращает на него внимания. Останавливаются и отъезжают автомобили, кряхтят троллейбусы, книголюбы ныряют в узкий проход, ведущий в магазин. Ничего необычного, из ряда вон выбивающегося, никакого наблюдения, никаких пристальных взглядов.

— Здравствуйте. Вам привет от Павла. — Саша Смирнов держался настороже, но не заметил подошедшего мужчину. Высокого, крепкого и ничем не примечательного. Непонятно, откуда он взялся.

— Не оглядывайтесь, — безапелляционно распорядился мужчина. — Там на канале остановится микроавтобус. Бежевый. Выждите минуту и садитесь в него. — Мужчина отошел так и не дав себя разглядеть. Саша увидел только широкую спину, обтянутую зеленой замшевой курткой.

Саша точно выполнил указания. Когда он приблизился к «рафику», дверь распахнулась. Внутри было темно, почти все сиденья заняты. Но никаких вопросов и приветствий. Микроавтобус легко и бесшумно тронулся — кажется, кто-то позаботился об этой машине и начинил ничем не примечательный корпус куда более мощным двигателем.

Рыжий остановился у самых дверей. Двое из свиты, видимо, уже получили соответствующие распоряжения. Они направились прямо к узникам и расцепили их. Сашу Байкова оттащили в дальний угол. Лизавету вытолкнули на середину подвала. Рыжий не стал тянуть кота за хвост.

— Теперь, девочка, шутки кончились. Ты почему-то решила, что со мной можно играть. Ты ошиблась. Серый, покажи ей, что мы люди серьезные.

Серый, высокий, кучерявый детина, наверное для разнообразия, был одет не в спортивный костюм, а в джинсы. Все остальное как положено: кожанка, золотая цепь, лобик как у австралопитека и первобытная мускулатура. Он лишь слегка придерживал Лизавету за плечо. Плечо ныло. Услышав приказ, Серый рывком развернул Лизавету и дважды с размаху ударил по лицу. Девушка отшатнулась, но цепкие пальцы громилы удержали ее — еще две оглушительные пощечины. Потом она отлетела в сторону — Саша Байков сумел опрокинуть своего охранника и бросился к Серому.

— Не смей, ты, животное. — Странное дело, в сугубо мужском операторском коллективе Саша умел вовремя и к месту вставлять достаточно крепкие выражения. А сейчас — вялое «животное» само сорвалось с языка.

— Стоять смирно, — прохрипел второй бандит и обхватил Сашу за шею. — Стой, а то придушу. — Он тут же принялся приводить угрозу в исполнение. Серый же опять занялся Лизаветой. Очередная громкая пощечина. На скуле появился кровоподтек. Девушка с трудом удержалась на ногах.

— Ну что ж, предварительную часть будем считать завершенной, — остановил своих громил рыжий.

— Теперь вопросы.

Лизавета молчала. Ей было очень и очень страшно. Но страх перевешивало другое чувство, какое именно — она не могла понять.

— Чего молчишь? Или не все ясно?

Вместо Лизаветы ответил Саша Байков. Он, полузадушенный, оттащенный в дальний темный угол, — он единственный понял и догадался, что произошло с Лизаветой.

Избалованная родительской и бабушкиной любовью, привыкшая к мужскому вниманию и комплиментам, умевшая добиваться своего Лизавета, Лизавета и мысли не допускавшая, что ее можно избить или обидеть, Лизавета, которой все давалось легко, возмутилась. Пощечины, удары — все, что, по идее, должно было сломить ее волю, заставить подчиниться, разбудило в девушке звериную отвагу. Это была храбрость дикого зверя, так ведет себя лисица, попавшая в капкан и готовая собственную лапу отгрызть, но не покориться. Каким-то седьмым или восьмым чувством Саша понял все это за считанные минуты. И ответил:

— Она и так все рассказала. Все, что могла.

— А теперь расскажет то, что не может, — ухмыльнулся рыжий. Он по-прежнему неподвижно стоял на пороге.