Брайан Гарфилд - Кто следующий? Девятая директива

— Хорошо. Будешь отвечать на мои вопросы. Откуда ты получил предложение, прямо из Пекина? Я имею в виду — похитить Персону?

— Да. — Куо не думал ни секунды. Он у меня в руках.

— Какие ты получил права в отношении военных — китайцев и вьетнамцев, которые помогали тебе в операции?

— Я не совсем понимаю.

В машину проникал слабый утренний свет, Куо все время смотрел мне только в глаза.

— Например, штурм КПП в Нонтабури начался тогда, когда ты из посольства дал команду в Пекин, это так?

— Да. Я смог это сделать, потому что еще до прибытия в Таиланд Пекин предоставил в мое распоряжение определенные силы и средства. Я использовал их только раз — для взятия Нонтабури.

— И тебе дали документ, где говорится, что временно твои полномочия распространяются и на военных в целом?

Вместо ответа он показал два специальных пропуска и письмо, подписанное главнокомандующим силами вьетконговцев в Лаосе. Я внимательно прочитал его, останавливаясь на непонятных местах и прося Куо перевести. С таким письмом он имел право прийти к любому начальнику штаба и потребовать от него поддержки как людьми, так и вооружением — в зависимости от обстановки. Письмо выглядело вполне официально и, в зависимости от обстановки. Письмо выглядело вполне официально и, похоже, было подлинным, но мне не понравилась расплывчатость формулировок. Я вернул его вместе с пропусками.

— Этого достаточно. — Мне хотелось, чтобы Куо воспрянул духом, сомнений в эту минуту у него быть не должно. — А теперь послушай меня еще внимательнее. Тебе придется сделать выбор. В Бангкоке тебя ожидает суд. Приговор ясен заранее, тебя казнят. Если ты не знаешь, как происходит смертная казнь в этой стране, я напомню. Буддизм не позволяет отнимать у человека жизнь, поэтому приговоренного помещают за натянутую на рамку материю, на которой нарисована мишень. Взвод солдат, приводящих приговор в исполнение, стреляет по мишени, а не по тебе, но смерть при этом остается смертью; и лучшей, мне кажется, для профессионального снайпера не придумать.

Я следил за выражением глаз Куо и увидел в них то, что хотел.

— Но есть альтернатива. Ты, Куо, выходишь на середину моста, вызываешь с китайской стороны главного, того, кто непосредственно отвечает за обмен, и втолковываешь ему, что место Ли сейчас занимаешь ты. Другими словами, убеждаешь его, что не Ли, а лично ты выставлен для обмена на высокого британского представителя.

Снаружи доносились звуки заводимых автомашин, мимо окон проехали солдаты на джипе, фонари выключили. Новый день вступал в свои права.

— Они не согласятся, — выдохнул Куо.

— Это зависит целиком от тебя. Сунь им под нос документы. Придумай, что хочешь. Будто в последнюю минуту из Пекина пришли новые инструкции. А можешь соврать, что разговаривал с Хуангом Ксиунгом Ли, и он сказал, что хочет вернуться в Англию, потому что напал еще на один источник информации и новая информация обещает быть гораздо ценнее предыдущей. Скажи им, что память Ли не в состоянии удержать все технические тонкости и что появился шанс завладеть документацией; что он нашел посредника прямо в стенах тюрьмы. Передай, что Ли якобы требует дать ему еще несколько месяцев в Англии, а иначе, мол, Китайская республика будет долго кусать локти.

Я остановился, давая ему возможность подумать, но Куо повторил:

— Мне их не уговорить.

Наклонившись к нему еще ближе, я заговорил быстрее.

— Говори все, что взбредет в голову. Пудри им мозги, блефуй, угрожай расправой от имени генерала Квейлинга; скажи, что вьетконговский главком, наделивший тебя письменными полномочиями, накажет за малейшее неповиновение его приказам любого. Используй любые средства. — Я сделал паузу и добавил: — Иначе казнь в Бангкоке.

Куо молчал. И хотя глаза его ничего не выражали, по участившемуся дыханию я понял — он на крючке. Я знал, о чем он думает.

— Поперек моста на самой середине, — продолжал я его обрабатывать, — проведена белая линия. Это сделано накануне, для обмена. Ты дойдешь до этой линии и остановишься. И помни: за белой чертой твоя свобода. Не сможешь ее перейти — сдохнешь здесь. Но перейти тебе будет позволено только в том случае, если англичанину разрешат беспрепятственно пересечь мост и присоединиться к нам.

Сигнал клаксона. Еще один джип проехал мимо. На крышу сторожевой будки легли первые лучи солнца.

— О'кей, — Куо коротко кивнул, — о'кей, я попробую. — Он дышал, как бегун после дистанции.

Не мешкая ни секунды, я вышел из машины и взял у ждавшего меня полицейского «хускварну». Когда Куо вывели, я демонстративно, специально, чтобы он видел, вставил полный магазин с патронами в приемное гнездо винтовки, передернул затвор и опустил предохранитель.

— Куо, — сказал я, — в Бангкоке сейчас траур. Все население страны оплакивает убитых тобою людей. Мы бы могли смягчить их горе и отдать тебя на расправу; твоя казнь выглядела бы как справедливое возмездие, как отмщение. Но мне тем не менее позволили вывезти тебя сюда. Не смей и надеяться, что ты сможешь уйти от меня, что сможешь каким-то способом пересечь линию, если обменять тебя не удастся. Не сумеешь их убедить, не захотят они взять тебя вместо Ли — мы выдадим Ли, а ты вернешься в Бангкок.

Куо как зачарованный смотрел на «хускварну». Лучше, чем кто-либо, он знал ее страшную силу.

— И чтобы без фокусов, Куо. Одно лишнее движение, и ты — покойник. Попробуешь спрятаться или переступишь через черту раньше моего сигнала — пристрелю на месте.

Наконец он оторвался от созерцания винтовки и поднял глаза на меня. Наши глаза встретились, и в моих он увидел собственную смерть.

На противоположном конце моста снова квакнул клаксон. Я слышал, как у нас на посту кто-то разговаривает по телефону. Ко мне подошел Ломан.

Акцент у Куо стал вдруг заметнее. — Какой сигнал ты мне подашь?

— Опущу винтовку.

Куо увели.

До того как я сделал шаг за ним, Ломан спросил:

— Он согласен попробовать?

— Да. Он тоже хочет жить.

Я выбрал для себя позицию примерно на полпути между сторожевой вышкой и серединой моста. Там имелась невысокая бетонная опора вроде постамента. Чтобы забраться на нее, мне пришлось подтянуться, и я встал на нее, положив «хускварну» как на подставку на одну из железных балок. Подтягиваясь, я надсадил плечо, рана опять открылась, и боль вспыхнула с новой силой. Но прицелиться боль не помешает.

Всем в группе, обеспечивающей обмен, было приказано держаться от Куо на небольшом расстоянии — в прицеле у меня не должна была появиться ни одна лишняя фигура. Куо приблизился к белой черте и оглянулся. Я приложил глаз к окуляру. Расстояние для такого выстрела было пустяковым. Он смотрел прямо на меня. Это длилось секунду, затем он отвернулся и начал говорить о чем-то с офицером, возглавлявшим тоже немногочисленный отряд китайцев.