Сергей Белан - Евангелие от Джексона

— Валерик, пропал перстень. Он стоит две тысячи, вечером был, а ночью не стало. — В голосе Нины слышались слезные нотки. — Валер, отдай и ничего не будет.

— Да, как ты могла подумать такое? — Финик почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Гражданин, у вас есть документы? — обратился к нему милиционер.

— А как же.

Финик вытащил паспорт из заднего кармана брюк и подал лейтенанту.

— Гражданка, почему вы называете его Валерой?

— А как? — Глаза Нины округлились, в них мелькнул испуг. Она заплакала.

— Гражданин Миронов Юрий Данилович, я так понимаю, вы отрицаете кражу перстня?

— Можете обыскать, у меня ничего нет, я ничего не брал.

— Хорошо, тогда всем придется проехать в отделение, будем разбираться там. — Лейтенант повернулся к двум коллегам в звании сержанта, стоявшим у порога комнаты. — Проводите гражданина и повнимательней, чтоб ничего не выбросил.

В помещении, куда их доставили, за столом сидел дежурный, старший лейтенант, за стеклянной перегородкой, у пульта находился сержант. Вдоль стены стояли стулья. Нина села в самый угол. Пригласили понятых, стали составлять протокол и проводить обыск. Финик выложил содержимое карманов на стол и демонстративно вывернул их наружу.

— Лейтенант, а может он и в самом деле не брал? — сказал дежурный, вставая из-за стола.

Тот пожал плечами.

— Зачем тогда врал насчет имени? Что-то тут не вяжется…

Чувствуя зыбкость ситуации, Финик порывался сказать что-нибудь убедительное в свое оправдание, но все-таки удержался, сочтя благоразумным отмолчаться. Одно неосторожное, неудачное слово могло обернуться против него и безнадежно все испортить.

— Лейтенант, да он выглядит на обыкновенного альфонсика, который кормится у дамочек за определенные услуги. Из тех, кто, как в старом анекдоте, «гусары денег не берут…», может слышал? — сказал дежурный.

— Денег-то не берут, а вот перстенек пропал.

— Доказать еще надо, — буркнул Финик, придав своей физиономии оскорбленный вид. Первый испуг уже прошел, и он с каждой минутой обретал все большую уверенность.

— Что ж, попробуем доказать, — спокойно сказал лейтенант. — Тем более что мне кажется, я знаю, где искать. У тебя там пусто?

Он показал взглядом на черную дверь без надписи.

— Пусто, — ответил дежурный.

— Молодой человек, пройдемте на горшок, — предложил лейтенант.

— Ка-ка-кой горшок, я не-не хочу, — пролепетал Финик, заикаясь и бледнея.

— Сейчас захочешь, — пообещал лейтенант и вынул из аптечки, висевшей на стенке пару таблеток. — Это слабительное, извольте принять.

— Я не буду, — стал возмущаться Финик. — Что это вы мне суете?

— Вы будете сидеть здесь, пока не сходите на горшок, так что не упрямьтесь.

Финик нехотя проглотил таблетки и запил водой, за ним внимательно следили, чтобы он не спрятал таблетки под языком. Обрывки мыслей роем теснились в его голове. А может, все обойдется, может, где застрянет? Одновременно с этим на него накатывало желание срочно проверить работу санузла. Черт дери, терпеть нету мочи! Хоть пальцем затыкай — подсунули, наверно, собаки, лошадиную дозу.

— Ну что мнешься, на горшок хочешь, пойдем.

Финик, понурив голову, обреченный и подавленный, поплелся вслед за лейтенантом. Два сержанта замыкали шествие.

— Ну, что, каскадер, добро срать в ведро, да дужка мешает? — весело сказал один из них.

И в самом деле посередине комнаты поставили старое оцинкованное ведро.

— Да стыдно, отведите в туалет, — попросил Финик.

— Не стесняйся, девочек нет, — подбодрил его веселый сержант и озорно подмигнул. — Лучше снимай штаны быстрее, пока в них не наложил.

Финик споро спустил штаны и сел на ведро — дужка действительно мешала. Стражи порядка расположились по кругу и стали ждать результата.

— Я не хочу какать, — уныло промычал Финик и тут же понял, что безбожно грешит против истины. Впрочем, это поняли уже и остальные: стали переглядываться, заводили носами. Понятые чуть отступили к двери — было видно, что они с удовольствием бы вышли, но чистота эксперимента требовала их присутствия и они стойко выполняли свой гражданский долг. А подозреваемый вдруг почувствовал, как что-то круглое и шершавое на секунду застряло в заднепроходном отверстии, но под напором пламенного, буйного, как страсть, желания облегчиться, полетело в ведро.

И тут вопреки логике к Финику неожиданно вернулось полнейшее спокойствие. Оно снизошло, как божия благодать с небес, и он разом воспрял — перспективы виделись уже не столь безотрадными, как минуту назад. «А что я, собственно, дергаюсь? — рассуждал он. — Мне за этот сраный перстень дадут от силы год — полтора. Буду плакаться, каяться, бить себя ушами по щекам, глядишь, дадут и меньше. А за дела с хатами можно отхватить ого сколько, по самые помидоры! Даже отличненько, посижу чуток, зато чистым выхожу из того дельца. А Купец пусть расхлебывает все это сам или со своим землячком поделится. Конечно, отсидка мероприятие не из сладких, но потом свобода с чистой совестью и вне всяких подозрений. Плохо одно — Купец деньжат уже не даст, наши доли с Кротом накрылись, но сейчас главное шкуру спасти, а потом… Потом можно будет и Коленьку, Купцова дружка, тряхнуть. Этот никуда от меня не денется, раскрутится, и за спокойную жизнь свою отдаст, сколько запрошу. Вот так! Чего-то долго они меня с ведра не снимают?..»

Лейтенант как будто услышал его вопрос.

— Хорош, герой, кончил дело — гуляй смело.

Финик приподнял задницу, три носа тут же сунулись в ведро.

«Может, пошутить и пустить поганенького ванца для куража, чтоб служба медом не казалась? — подумал Финик. — Нет, не стоит злить, мне еще чистосердечное признание ломать перед ними».

— Ага, есть, снесла курочка золотое яичко! Что стоишь с голой задницей, сушишь? Надевай портки, пошли.

Перстень подхватили пинцетом, по дороге промыли водой под краном.

— Вы там ведро вынесите, — завопил дежурный. — Провоняет все насквозь, а там отдыхать людям.

— Погоди, — отозвались из комнаты, — оформим все как положено, уберем.

Все вернулись в дежурку.

— Граждане, товарищи! — начал концерт раскаяния Финик. — Все расскажу, сразу бы рассказал, да стыдно было. И в мыслях такого не держал, не вор я по натуре, ну выпил, в голову стукнуло, ну просто блажь, сам не знаю, как засунул. Как проспался бы, сам отдал, но не успел. Это правда! Нина, ты мне верь, я писать тебе буду!

— Врешь ты все, — с досадой произнесла Нина, но злости в ее голосе уже не было.

— Не вру, сама увидишь, сделал — отсижу, ты только верь и жди.

На глаза Нины накатились слезы.

«А ведь вроде поверила, дуреха, — подумал Финик, — как бабам мало надо. Должно быть, одиночество и впрямь страшная штука. И зачем только перстень взял, сама б отдала».