Сергей Зверев - Вернуть общак

Кому нужно, тот сам к нему подойдет. Он пил маленькими глотками, распробовал и сделал для себя вывод, что «Гиннес» – это то же самое «Бадаевское», только в пять раз дороже.

Слева раздался какой-то шум. Костин повернулся и увидел маленького, толстенького и лысоватого человечка лет сорока. Он был одет в джинсы, джинсы и еще раз в джинсы. Рубашка, куртка, брюки и даже, наверное, майка с трусами у этого человечка были из джинсовой ткани. Он до умиления был похож на Денни де Вито. Лысая голова, а сзади длинный хвостик. Из какого же это фильма?..

– Добрый день. Позвольте, я сесть?

– В нашей стране не говорят «сесть». Это нехорошее предзнаменование. У нас говорят «присесть».

Человечек захихикал. Нет, определенно – де Вито.

«Может, он и есть? – подумал Антон. – Сейчас улыбнется и скажет: “О’кей, смайл, плиз, вас снимает скрытая камера”».

Костин почувствовал, что если тот сейчас это произнесет, то он тут же встанет и, вместо того чтобы смущенно рассмеяться, сломает сначала верхнюю, потом нижнюю челюсть комика.

Но тот лишь тихо проговорил:

– Господин Костин, вам угрожает опасность.

– Кто вы, наконец?

– Я корреспондент американской газеты «Нью-Джерси таймс» Майкл Приттман.

«Тебя еще здесь не хватало», – подумал Костин.

– Вас прислали из Нью-Джерси, чтобы уберечь меня от беды?

– Нет-нет, я здесь в командировке независимо от ваших обстоятельств! – засуетился Приттман. – В силу своей профессии я наткнулся на случай с вами, и это заставило меня решиться оказать вам посильную помощь.

– Вы решили скандал на мне сделать, а не помочь. Убирайтесь. – Антон приложился к пиву.

Человечек заволновался, отчего его речь стала искажаться жутким акцентом:

– Вы неправильно меня понял. Я есть френд, я есть возмущен беспорядок в Россия! Я есть сторона честных людей!

– Что вам нужно?

– Я навел о вас справки и понял, что вы – честный человек, попавший в беду. Я американский гражданин! Я воспитан на справедливости, поэтому не могу оставаться в стороне. Мы можем обсудить все, в чем вы нуждаетесь, – информация, деньги, транспорт. Я помочь.

– Кто дал вам право наводить в отношении меня справки?

– Я журналист. – Человечек вяло улыбнулся.

– Вы, наверное, даже не представляете, скольких журналистов в России заставило присесть на нары любопытство, не предусмотренное законом.

– Представляю, – парировал Приттман. – Их очень много. Но это не значит, что они сидят, как вы выразились, в соответствии с нормами международного права.

– Я, кажется, догадался. Вы – сумасшедший?

– Давайте заключим сделку.

– Какую? – удивился Антон.

– Я вас поддержу, как сумею, а вы мне поможете написать материал о русской преступности для «Нью-Джерси». Мне кажется, позиции равны.

Антон положил на стол деньги, поднялся и заявил:

– Ты хреновый журналист, Майкл. От тебя пахнет печатной машинкой и мелкими гадостями. Не очень приятно было с тобой познакомиться.

Антон отодвинул стул и вышел из кафе. Потеряно время. Он мог увидеть Вострикова еще час назад. Чтобы не рисковать, Костин решил повторить путь, которым прибыл сюда. Было уже достаточно темно для того, чтобы оставаться незамеченным и все видеть.

Он зашел во дворы в тот момент, когда там, словно гончие в поисках палки, брошенной хозяйкой, только что закончили метаться «Волга» Сони и «шестерка» людей Земцова. Опера снялись с поисков чуть раньше, как только погиб один из них.

Машина вспыхнула как факел. Десять минут назад Пастор с подельником въехали в лесополосу у города и облили «Форд» бензином. Действовали они торопливо. Если бы их кто-нибудь обнаружил за этим занятием, то расплаты за кровь полицейского им было бы не миновать. «Форд» пылал как юная девственница на иезуитском костре. Директор банка на некоторое время остался без личного автотранспорта. Пастор обещал вернуть его в целости и сохранности, а брал якобы для того, чтобы съездить по босяцким делам в Оленеостровск.

Они шли молча, спотыкаясь о кочки, незаметные в темноте. Идти по дороге – все равно, что подписывать себе приговор без права на досрочное освобождение.

Зацепив ногой очередной холмик, Пастор прошептал:

– Не виновен я, парень. Ты сам этого добивался. Я не хотел тебя убивать, просто старался уцелеть.

– Что ты там бормочешь? – спросил Соха. – Поговорили бы хоть чуток. В темноте как в могиле. После костра тебя не видно даже. Как будто один иду.

Вор сделал еще несколько шагов и спросил:

– Слышь, Соха, а тебе жаль того парня?

– Какого? – не понял тот.

– Которого гаражом по машине размазало.

– А что его жалеть?! – возмутился Соха. – Я бы его сам, гада, пристрелил, да ты не дал! Падла, еще бы минута, и мы бы на небесах были! Вот сука мусорская!.. Поделом ему.

Некоторое время они шли молча.

Как только из-за пригорка вынырнула придорожная автозаправочная станция, Пастор устало махнул подельнику рукой и распорядился:

– Иди и попроси кого-нибудь подвезти. Жрать хочется и спать. Как ты насчет шашлыков, Соха?

Костин вошел в квартиру, дверь которой почему-то была не заперта, заглянул в туалет и ванную, что были на его пути, потом шагнул на кухню, явно только что обставленную. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Антон точно знал, что эта квартира совсем недавно была куплена Востриковым. Оставалась комната, куда не без доли опаски зашел Костин.

Перед ним предстала картина, выдержанная в лучших традициях дешевых телевизионных боевиков, где повествуется о захвате заложников и требовании выкупа. У батареи центрального отопления сидел мужик и тихонько скулил. Так стонет щенок, которого хозяева надолго оставили одного, предварительно привязав к батарее, чтобы он не наделал им лишних хлопот. Те добрые люди, которые оставили тут Вострикова, очевидно, имели ту же мысль, так как прикрепили его правую руку к трубе.

Увидев перед собой коротко стриженного мужика с недобрым взглядом, бедолага заскулил чуть громче и поджал под себя ноги. Костину достаточно было лишь раз глянуть на лицо человека, сидящего у стены, чтобы понять такую реакцию на свое появление. Под обоими его глазами красовались синяки, верхняя губа была рассечена, под носом засохла кровь, которую арестант даже не удосужился стереть. В недавнем прошлом он был сильно бит.

С подходом Костина скулеж постепенно переходил в квалифицированный волчий вой.

– Хватит орать, – устало сказал Антон, присел в двух шагах от мученика и осведомился: – Ты Востриков?

У того забрезжила мысль о спасении.

Она настолько очевидно высветилась на его лице, что Костин сразу поспешил разочаровать данного субъекта, сообщить ему о возможном исходе разговора:

– Если будешь юлить – оставлю здесь одного и дверь закрою.