Александр Апраксин - Три плута

— Вот он.

— Что получать изволите?

— Полмильона рублей четырехпроцентной государственной ренты по доверенности вдовы купца первой гильдии Евфросиньи Псоевны Киприяновой. Честь имею представиться: помощник присяжного поверенного Борис Петрович Руднев.

— Очень приятно. Садитесь, пожалуйста! Сейчас вам сюда подадут.

И действительно, другой служащий, который принял от Рогова за два часа пред тем документы, положил пред ним на стол большой портфель из серого картона, на верхнем ярлыке которого Рогов прочитал: «Вклад Киприяновой. 500 тысяч 4 проц. г. р.»

— Потрудитесь проверить, — предложил служащий и сам присел рядом, предоставляя публике ждать перед захлопнутым окошечком.

— Да-с, — сказал Рогов, как-то комично вздохнув, — проверки требует формальность, хотя, положим, в таком учреждении, как ваше, не может быть никаких сомнений… Сюда ворам не пробраться.

Вынимая из портфеля билеты, он облизывался, как перед чем-то очень вкусным. Денег была почтенная пачка, и они были рассортированы по достоинству.

— А вот начнем-ка с этих, — сказал он, берясь за пятитысячные листы. — Раз, два, три… эге, сколько их! Это значительно облегчит нашу задачу… Позвольте-ка мне счеты, господа.

Он отсчитал десять листов по пяти тысяч и прикинул костяшками на счетах; потом сделал еще такую же пачку, еще и еще, затем принялся за остальные. Со вниманием производил он операцию, на каждом листе взглядывая на купон. Он знал, что теперь находится уже в полной безопасности, и ему доставляло огромное наслаждение разрабатывать в самом себе это спокойствие, щекотавшее его гордость.

Когда все было сосчитано, проверено и аккуратно сложено в портфель, он встал и, пожав руку обоим банковским служащим, сказал им на прощание:

— Примерное у вас учреждение!

Те благодарно раскланялись.

Выйдя на улицу и садясь в пролетку лихача, Рогов скомандовал:

— На Невский, к Юнкеру.

В банкирскую контору Юнкера он вошел уже совершенно бойко и смело, подошел к одному из конторщиков и вежливо, но с большим достоинством обратился к нему:

— Нельзя ли мне видеть управляющего конторой? Реализация бумаг на значительную сумму.

Конторщик направился в другое отделение. Через минуту он вернулся с каким-то другим господином, который подошел к Роману Егоровичу с вопросом:

— Чем можем служить вам?

— Честь имею представиться: я — помощник присяжного поверенного Борис Петрович Руднев. Одной из моих доверительниц мне поручен размен государственной ренты на значительную сумму.

Он приоткрыл портфель, словно хотел достать оттуда процентные листы, но господин остановил его предложением:

— Не угодно ли пожаловать вам сюда? Здесь будет поудобнее.

Роман Егорович проследовал в другое отделение. Там он занял предложенное ему место у письменного стола и, когда господин тоже сел, вынул все билеты, не упустив из виду положить портфель так, чтобы бросалась в глаза вытисненная на нем золотыми печатными литерами надпись.

— На какую сумму? — спросил господин.

— На пятьсот тысяч, — ответил Рогов. — Продавцы стоят на девяносто семи с четвертью.

— Такую сумму реализовать по биржевой цене нет никакой возможности.

— Почем будете платить?

— Позвольте мне сказать два слова по телефону.

— Сделайте одолжение!

Господин встал, подошел к телефонной коробке, завертел ручкой, приложил трубку к уху и потом вскоре дал какой-то номер. Немного погодя он опять стал звонить. Потом довольно долго прислушивался. Вдруг он встрепенулся и крикнул на немецкий лад:

— Халло!

Переговоры он вел на немецком языке, но Рогов, знавшлй этот язык, понял следующее: «Предлагают нам пятьсот тысяч государственной четырехпроцентной ренты».

Оттуда, видимо, что-то ответили, потому что господин после краткого молчания снова крикнул: «Максимум девяносто шесть; комиссии полпроцента?» А затем вдруг замолк и наконец сказал: «При кассе, будет уплачено». Потом он повесил трубку, дал сигнал разъединения и, обернувшись к Рогову, предложил:

— Мы можем уплатить по девяносто шесть, плюс текущие проценты, минус полпроцента комиссии.

— Позвольте сделать расчет!

Господин очень предупредительно придвинул к Роману Егоровичу бумагу и карандаш. Тот с удивительной поспешностью принялся за умножение пятисот тысяч на девяносто шесть. Полученное произведение удовлетворило его, и он сказал:

— Могу согласиться, если вы не задержите меня уплатой.

— В кассе достаточно денег, — ответил господин. — Прикажете сделать вам расчет?

— Да, надо согласиться!

— Во что вы возьмете с собою деньги?

— Я думаю, у вас найдется какой-нибудь холщовый мешок. Уплата, конечно, будет произведена исключительно крупными деньгами?

— Разумеется! — Вслед за этим господин сел к столу, надавил на электрическую кнопку и отдал вошедшему конторщику следующее приказание: — Приготовьте расчет: пятьсот тысяч государственной четырехпроцентной ренты, покупаем мы по девяносто шести, комиссии полпроцента, купоны текущие. Когда будет готово, принесите сюда для подписи; предупредить кассу; расчет у меня, здесь, в кабинете.

Конторщик, молча выслушав приказание, вышел. Его начальник стал принимать от Рогова листы и, считая их, отмечал что-то, для памяти, карандашом на какой-то бумажке.

Но все-таки дело шло быстро, и Рогов удивлялся тому, с какой простотой этот господин обходился с принимаемыми от него ценностями. По верхнему листу он видел, какого достоинства эта пачка, и не разворачивал остальных, а только перелистывал. Роману Егоровичу стало совершенно ясно, каким образом человек с апломбом мог недавно, всего три года тому назад, продать какому-то банкиру в Москве билеты, перекрашенные из сторублевых в пятитысячные.

Однако его вывел из этих размышлений вновь вошедший конторщик, который подал один листок своему начальнику для подписи и затем другой, точь-в-точь такой же, Рогову, в виде счета для памяти, и дал ему еще ордер в кассу. На счете в итоге значилось: «477 660 рублей». Та же сумма повторялась и на ордере.

Рогов еще раз хотел что-то проверить, но у него голова начинала кружиться. Он считал какие-то цифры на бумажке и никак не мог вывести итог.

— Верно? — спросил его господин.

— У меня верно, — поспешил ответить Рогов. — Вы листы все просчитали?

— Все. Сейчас несут деньги.

Действительно, вошли два артельщика. Один из них нес довольно объемистый, туго набитый мешок из полосатого тика, другой — такой же мешок, совершенно новый, чистенький, еще не бывший в употреблении и аккуратно сложенный. Он положил его на стол и вышел.

Первый артельщик вывалил из своего мешка крепко перевязанные пачки кредиток. Падали они на стол точно деревяшки и, по-видимому, не имели в глазах этого артельщика ровно никакого значения.