Александр Родин - Три рассказа

Посвящается моим детям

Рассказы описывают одну и ту же историю. Лирическое начало размеренно увлекает волнами в глубину главных вопросов.

Она не знала, нравится ей все это или нет. Никогда не задумывалась, как она ко всему этому относится. У нее никогда не было ни восторга, ни уныния. Вокруг жизнь просто шла уверенными шагами в никому не известное направление. И ей было интересно, как идет эта жизнь. Интересно, как зимой багровеет горизонт и восходит солнце, как в ноябре все вокруг замирало и было слышно, как падают огромные хлопья снега. Интересно, как иногда большими неровными резкими лентами все вокруг само по себе начинало колыхаться, выписывать кружева на земле или подниматься к небу.

В конце августа обычно начинались дожди и заканчивались только с наступлением морозов, коротко прерываясь на бабье лето. Неспешная суета выживания шла незримой спутницей жизни. Всегда кто-то куда-то торопился, что-то происходило. Эта суета обнимала ее, погружая в неосязаемые объятия. Иногда сжимала до боли, иногда отпускала так, что от ощущения свободы хотелось летать.

Бесконечное внутреннее колесо однообразных событий одинаково вращалось, делая за двенадцать лет свой полный оборот. Она занималась своими обычными делами, как вдруг без всяких видимых причин это колесо внезапно остановилось. За какие-то доли секунды она поняла, что у нее внутри есть это колесо, что оно вращалось столько, сколько она себя помнила, и что вот прямо сейчас оно перестало вращаться. Привычный мир выглядел так же, но ощущения от него стали совсем другие. Как сон наяву. Если во сне нельзя определить, как все началось, то здесь, в эти доли секунды, она отчетливо помнила, как что-то закончилось и что-то началось. В следующую секунду ее захватил страх. Глубокий, холодный страх выдернул ее обратно, и колесо закрутилось снова. Привычная картина мира восстановилась, ощущения пропали, а воспоминание о колесе растворилось. Еще через секунду она уже не знала ни про это колесо, ни про свои новые ощущения.

Если бы она задала себе вопрос, что самого значимого произошло с ней за следующие одиннадцать с половиной лет, не задумываясь бы, ответила, что за это время она научилась помнить свои ощущения в моменты, когда внутреннее колесо останавливается. Если бы она могла это описать, она бы сравнила эти ощущения с разглядыванием огромной умной книги. Когда среди огромного количества вещей отчетливо видишь саму книгу, можешь подойти к ней, перелистывать страницы и даже ясно различать символы, но не понимаешь, что значит каждый из них. Даже не понимаешь того, что этот символ должен что-то значить. При том, что все было совсем не понятно, эти необычные ощущения с каждой остановкой колеса окрашивали и наполняли ее жизнь все сильнее.

Первый раз в жизни у нее появилась цель – понять, что все это значит. Понять, что это за колесо, почему оно крутится, кто его запустил, почему оно останавливается, а главное, что это за книга, которая рассказывает ей о мире несравнимо больше, чем все, что она видела раньше. Она всегда гордилась своим умением жить стабильно, перемещаясь из одного устойчивого состояния сразу в другое, еще более устойчивое, точно зная, что ее там ожидает. Мало того, что цель вела ее в неизвестном направлении, само движение, как оказалось, было невозможно без прыжков, где в любой момент времени устойчивого состояния нет вообще, а единственная возможность не упасть – это фокусировать внимание, привязывая себя к цели воображаемой веревкой. Тянуть себя изо всех сил, сохраняя скорость. Она вообще не могла представить себя и скорость вместе.

За следующие шесть лет она бесконечно много делала прыжков и бесконечно много раз теряла равновесие и падала. Иногда падала так, что связь с целью обрывалась, и она забывала, куда идет и зачем вообще все это надо. Но в какой-то момент внутреннее колесо опять на секунду останавливалось и она все вспоминала. Иногда вспоминала даже то, что она все это забывала уже десяток раз. Как сон внутри сна.

Первые годы этого нового цикла научили ее естественно воспринимать падения и неудачи. Она поняла, что это такая же норма, как любимый восход. Что ее необычное ощущение мира сохраняется намного дольше, если в повседневной жизни всего лишь не поддерживать то, что ей вредит. Все, о чем рассказывала ей книга, оказывается, было с ней всегда, и, чтобы научиться ее читать, нужно фокусироваться на момент здесь и сейчас. Даже ради выживания не погружаться в состояние бесконечной внутренней спешки. Достаточно перестать спешить в будущее, чтобы сохранялось врожденное умение читать эту книгу.

На севере показалась первая звезда, и через час все небо превратилось в бесконечно глубокую, мерцающую и молчаливую россыпь. Ближе к полуночи, освещая весь лес ровным теплым светом, из-за сопки неспешно всплыла полная луна, затмевая ближайшие звезды своим желтым ореолом.

Ощущая себя частью единого леса, здесь и сейчас она чувствовала, как через нее проходит энергия тысяч таких же деревьев, как она. И как эти тысячи ощущают ее, создавая единый организм жизни.

Как обычная Ёлка, она знала, что ее бесконечное колесо выживания рождает могучий лес, а, как лес, она вспомнила, что всегда любила себя ёлкой.

Последние пару лет Володя уже не пытался как-то полезно занимать путь на работу. В какой-то момент он понял, что это единственное время побыть в настоящем. Таким, какой он есть для себя самого. Дорога туда занимала около полутора часов, а обратно домой – около двух. Почти три с небольшим часа по будням Володя был один на один с собой.

В дороге мысли неспешно перетекали из одной истории в другую и, периодически, совсем останавливались. Моменты, когда в голове случалась пустота, со временем наступали все чаще и каким-то странным образом стабилизировали вектор следующих рассуждений. Чем дольше удавалось вообще ни о чем не думать, тем быстрее и легче работала голова потом. Примерно пару месяцев назад, может быть, чуть позднее, он научился погружаться в такое состояние не спонтанно, а по желанию. Оставаться долго в такой пустоте было сложно, но даже несколько секунд позже давали хороший фокус и глубину картины мира.

Очередную остановку ума толкнула странная мысль. Он подумал о том, какой у человека совершенный организм, который без посторонней помощи может прожить от рождения до смерти. Родится самому и производить на свет себе подобных. Насколько эффективно самоуправляется и развивается эта огромная и непостижимо сложная система. И для этого ей достаточно просто не вредить.