Александр Апраксин - Три плута

Ему подали на первое блюдо в продолговатой серебряной мисочке филейчики из рыбы и под винным соусом с шампиньонами и с множеством раковых шеек.

— Ну-ка, попробуем! — торжественно проговорил Роман Егорович и действительно, не перекладывая еще кушанья себе на тарелку, попробовал ложкой прямо из блюда. — Эге! Кажется, невредно. И раковые шейки пущены в изобилии, а это пейзажа не портит.

Между тем по распоряжению хозяина ему откупорили бутылочку удивительного рейнвейна. Однако Рогов, еще не отведав, изобразил гримасу презрения:

— Должно быть, брандахлыст?

— Помилуйте! — стал уверять татарин. — Вино даже очень высокой марки: одним только первоклассным персонам подается, потому что другому подать — он и не поймет хорошенько.

Рогов отпил из высокой бокалообразной рюмки желтовато-дымчатого стекла, потом щелкнул языком, прищурил один глаз и протянул:

— Разлюли-малина! Ну, а что мне на второе?

— Не могу знать-с. Хозяин сам на кухне распоряжается. Да вот уж и несут.

На этот раз подали две серебряные мисочки круглой формы. Едва подняли крышку первой, из нее вырвался приятный аромат, и лицо Рогова отразило наслаждение. Ему подали рагу из диких уток, называемых чирками. Соус был приправлен кореньями и множеством трюфелей. Во второй миске был зеленый горошек, сваренный по-английски.

Явился и сам хозяин, чтобы осведомиться, доволен ли дорогой гость и разрешит ли он подать теперь бутылочку самого выдающегося шато-лафита, так как к этому «сальми» красное вино подходит значительно более белого.

— Я уже сказал, что полагаюсь на вас! — ответил ему на это Рогов. — Пока я вами доволен и не лишаю вас моего доверия.

Хозяин чувствовал себя весьма польщенным. Принесенную бутылку со старым, запачканным и совсем выцветшим ярлыком он стал сам осторожно откупоривать, потом бережно отлил немножко в одну рюмку, которую отставил в сторону, и уже после этого налил гостю другую.

— Попробуйте, пожалуйста! — предложил он.

Роман Егорович отпил половину, никакой одобрительной гримасы на этот раз не сделал, но сказал так, что его слова были дороже всякой похвалы:

— Вот это я понимаю!

Рогов съел порцию чирков до последних остатков, выпивая лафит стакан за стаканом. Он не был пьян, а чувствовал себя удивительно благодушно, и только ему становилось чересчур жарко в двух костюмах, уже вовсе не подходящих к ясной солнечной погоде. Ему показалось, что он до такой степени сыт, что теперь возможно разве только какое-нибудь сладкое прохлаждающее блюдо. Он откинулся к спинке стула, вздохнул и не без комизма сказал татарину:

— Ну, и насытился же я! Винцо это, нечего говорить, прекрасно, но оно горячит. А теперь в самую пору прохладительное, холодненькое! Распорядись-ка, брат, насчет бутылочки шипучки.

— Какую марку предпочитаете? — почтительно осведомился татарин.

— Да как тебе сказать? Всякую случалось пивать. Не люблю я только уж очень сухих… Средней сладости куда, по-моему, лучше.

— Деми-сек, стало быть? — подсказал татарин и тут же решился посоветовать: — «Мум» ноне весьма хорошие господа одобряют. Вино особенное.

— Пивал, брат, пивал сколько раз. Вино благородное. Тащи сюда бутылку «Мума деми-сек».

Но ему несли еще какое-то кушанье, так что он даже было закричал:

— Довольно, больше невмоготу!

Однако это была спаржа, крупная, ровная, красивая и потому уже заманчивая, что воспаленному нёбу так и хотелось чего-либо сочного. Рогов, увидав ее, одобрил и принялся за нее с наслаждением.

Потом явились шампанское и мороженое из ананасов. Шампанское еще более развеселило разбаловавшегося лакомку, так как оно прохлаждало и в то же время наслаждало его своим удивительно приятным вкусом.

Рогов, посматривая по сторонам, оглянулся в сторону ресторана и вдруг страшно побледнел. В сад входила компания, среди которой он узнал одно весьма опасное для себя лицо.

Компания состояла из следующих лиц: впереди находился участковый пристав, рядом с ним стоял француз-хозяин, видимо что-то объяснявший ему, а позади были околоточный надзиратель с портфелем под мышкой да еще два человека; принять их можно было за понятых, но почему-то они представились Рогову агентами сыскного отделения. Вся эта группа остановилась в нескольких шагах от здания, и пристав, продолжая переговариваться с владельцем ресторана, частенько посматривал на одинокого посетителя.

Не говоря уже о том, что Рогов находился давно в трепетном состоянии из-за опасения быть уличенным, он особенно испугался потому еще, что этот пристав был ему хорошо памятен и, конечно, должен был узнать и его. Недавно Рогов выкинул скандал, раскутившись в одном ночном увеселительном заведении. Дело кончилось ничем благодаря ходатайству обиженной стороны, примирившейся на денежном вознаграждении за полученное оскорбление, и Рогов отделался маленькими неприятностями. Однако этот пристав отлично знал, кто он. Недаром говорится, что у страха глаза велики. Скандал, учиненный Роговым, разумеется, не имел никакого отношения к делу о хищении из банка «Валюта». Ведь газетное сообщение не указывало настоящей фамилии виновников, а упоминало только имя, которым назвался помощник присяжного поверенного, явившийся в банк за крупным вкладом во всеоружии требуемых документов. Однако, ничего этого не сообразив, а перетрусив до такой степени, что его стал пробирать озноб, Рогов мог бы навести прислуживавших ему татар на весьма странные размышления, если бы те в свою очередь тоже не заинтересовались появлением в саду этих посетителей.

Постояв еще пару минут и оглянувшись кругом, точно убеждаясь, что никого более тут нет, пристав повернул обратно в дом, и свита последовала за ним.

Рогов порывался в ту же минуту бежать. Он видел спасение лишь в следующем: прыгнуть в Неву, нырнуть, как чирок, которого он недавно скушал, а там — выплыть где-нибудь, где никто его и не ожидает. Как ни вздорно было подобное намерение, Роман Егорович в своей растерянности встал на ноги и посматривал на реку. Вдруг за ним раздался голос одного из прислуживавших ему татар:

— Ведь вот история какая: вчера тут господа кутили, а потом у одного бумажник пропал.

Рогов так и затрепетал от волнения.

«Стало быть, не меня ищут и мне это только со страха показалось? — подумал он. — Ну, а если татарин врет и только придумана такая уловка, чтобы меня потом при выходе сцапать и живьем проглотить? Они, наверное, расположились там в засаде. Это я сейчас проверю». И, обращаясь к официанту, он спросил:

— Скажи, пожалуйста! Вот у вас здесь своя пристань сделана; можно мне сюда велеть ялик или шлюпку подать? Мне бы по воде прокатиться охота.

— Помилуйте-с! Со всяким даже удовольствием! Сейчас прикажете или погодя?