Александр Апраксин - Ловкачи

— То-то же! Я и сам думал, неужели тебе могла подобная чудовищная мысль прийти серьезно в голову?

— Вот видишь ли, в чем дело, — снова понизил Пузырев голос. — Я знаю одного несчастного, чахоточного. Жизнь ему спасти нет никакой возможности, но мы с тобою можем усладить или, так сказать, облегчить его существование за это последнее время, до его неизбежной и весьма даже скорой кончины.

— Ничего не понимаю!

— Так слушай же, а то, конечно, ничего не поймешь. Я со своей стороны совершенно здоров, и любое страховое общество меня примет без затруднения.

— А, вот в чем дело!

— Ну, подожди же! — остановил его Пузырев, желая во что бы то ни стало развить перед ним подробно свой план действий. — Существуют договоры, в силу которых страховое общество обязуется по смерти страхователя, когда бы она ни последовала, уплатить определенную капитальную сумму назначенному в полисе выгодоприобретателю или, за его отсутствием, наследникам страхователя.

— Понимаю.

— Слушай дальше. Этот способ страхования для нас с тобою самый выгодный, по той простой причине, что тариф по нем самый дешевый. Мне тридцать два года. С тысячи рублей приходится платить двадцать шесть рублей с копейками премии в год, да при отказе от участия в прибылях делается еще скидка двенадцати процентов. Таким образом, я вычислил, что за шестьдесят тысяч нам придется внести полугодовую премию в шестьсот девяносто с чем-то рублей. Понимаешь?

— Понимать-то понимаю, да можно бы было и еще в высшей сумме застраховаться! — сказал Хмуров, жадность которого уже пробудилась при одной мысли о возможности скорой наживы.

— Нет, нельзя! — ответил Пузырев. — Нельзя по той простой причине, что нужно время, нужны, стало быть, и еще деньги на жизнь. Теперь слушай дальше, что я еще придумал.

— Говори.

— Я давно метил на тебя, то есть на твое участие в деле, — продолжал Пузырев, — и я только выжидал удобного момента, когда ты где-нибудь раздобудешься деньгами, чтобы со мною рассчитаться за прежнее и свою долю расходов понести в будущем.

— Хорошо, положим, сейчас у меня денег на это хватит, что ж дальше?

— А вот что. Больной, о котором я тебе говорил, думает, что ты миллионер, уделяющий все свои огромные доходы на облегчение страждущего человечества.

— Это зачем же?

— Мне так нужно, — ответил Пузырев, — и ты сейчас поймешь зачем. Сегодня я ему сказал, что ты пока посылаешь на его нужды сто рублей, а теперь я вернусь домой и передам ему, что ты присылал за мною с целью предложить мне увезти его немедленно в Крым, на Южный берег, где еще здоровье его может быть спасено. Ты понимаешь, что мне же надо, едва застраховавшись, немедленно уехать как можно дальше отсюда.

— Но как же ты там все устроишь? — недоумевал Хмуров.

— Предоставь все мне. Твое дело внести деньги по тарифу за полугодие вперед. Полис же я передам тебе с моею бланковой подписью.

— То есть деньги мы внесем пополам! — сказал Хмуров.

— Нет, ты один.

— Это почему же?

— По той простой причине, что мне на мою тысячу рублей хватит и без того расходов.

— Какие же это?

— Как какие? Это мне нравится! А дорога вдвоем с больным в Крым, а жизнь там, а похороны, если он действительно скончается.

Хмуров призадумался.

— Да, — сказал он немного погодя, — конечно, ты прав. Но если там здоровье твоего больного поправится или развязка настолько затянется, что придется вносить и за второе полугодие? Что тогда?

— Что делать, — ответил Пузырев. — Я только одно знаю, что для этого нужно бы было сотвориться чуду. Он и теперь-то очень плох.

— Опять-таки, как бы слишком скорою кончиною не возбудить подозрения в страховом обществе? — заметил Иван Александрович. — Имей в виду, что тебя здесь будет свидетельствовать врач, и, когда получится удостоверение о смерти от чахотки, он прямо выскажет свое сомнение. К тому же сумма в шестьдесят тысяч все-таки довольно значительна, и общество попробует ее отстоять.

— Я все обдумал, — сказал Илья Максимович, — положись во всем на меня. Бывают случаи скоротечной горловой болезни, от которой умирали колоссы в какой-нибудь месяц или полтора. А там, по приезде, я его не сразу докторам покажу. Ну, да что тут говорить! Верь мне, если я тебе доверяю. По рукам, что ли?

— По рукам, отчего же? Дело, кажется, верное. Ты страхуешься, полис передается в мою пользу, там, в Крыму, ты всячески всех от больного отклоняешь, а когда он умирает, берешь свидетельство о смерти, как бы ты сам умер, и возвращаешься сюда с его бумагами…

— Только не сюда, меня могли бы узнать и накрыть.

— Одним словом, ты продолжаешь уже далее существовать на свете под именем твоего умершего друга, и Илья Максимович Пузырев раз навсегда вычеркнут из списка живых. Затем ты передаешь мне свидетельство о кончине твоей, и я с полисом иду в страховое общество получить шестьдесят тысяч, которые мы с тобою братски делим пополам. Дело блестящее, и я от него не отказался бы, мой милый и дорогой товарищ, если бы сам я сейчас не был на пути к крупной и еще более безопасной наживе.

— Ты отказываешься?

— Наотрез.

Этого Пузырев всего менее ожидал. Он даже побледнел и отклонился от стола, на котором все время разговора почти лежал, облокотясь.

— Ты со мною не шути, — резко сказал он наконец.

— Я и не думаю шутить. Да погоди, — остановил его Хмуров, видя, что он хочет еще что-то сказать. — Как бы ни было чисто твое дело, в нем все-таки есть риск. В том же, что я теперь наметил, риску ровно никакого.

Но Пузырев обозлился.

Ему было досадно и то, что он все разболтал товарищу, но более еще досадовал он, как смел Хмуров действовать, и, по-видимому, действовать успешно, помимо него.

Он сверкнул глазами и сказал:

— Как бы в твоем, тобою самим намеченном, деле тебе не напортили.

— Кто это, не ты ли уж?

— Зачем мне? Найдутся, брат Иван Александрович, и другие, которым, если уж на то пошло, и поверят-то более, нежели мне.

При этих словах Пузырев упорно смотрел прямо в глаза товарищу, и тот в конце концов не выдержал резкого взгляда этих страшных глаз. Он опустил взор и спросил дрогнувшим голосом:

— Кто же это? О ком ты говоришь? Я не догадываюсь.

— А, ты не догадываешься, ты позабыл, слаба же у тебя память, мой друг! — прошипел, придвигаясь к нему снова, Пузырев. — Так я тебе напомню, кто может все разрушить разом, единым появлением своим.

Он выждал с добрую минуту и потом с расстановкою сказал:

— Ольга Аркадьевна в Москве и поклялась тебе за все отомстить. Понял?

На этот раз Пузырев не ошибся: его давнишний товарищ и компаньон по преступной деятельности, красавец и смельчак Иван Александрович Хмуров, не на шутку встревожился и прямо-таки даже струсил. Он сильно побледнел и не скоро был в состоянии спросить: