Сергей Зверев - Кидала

— Мне надоело это обращение. Называй меня Эндрю. — И Мартынов, орудуя купленным в магазине охотничьим ножом, вскрыл пару банок консервов.

— Хорошо, — согласилась Сандра, — Эндрю. Однако суть вопроса от этого не изменится. Сколько мы еще будем находиться под Бруклинским мостом, и что будет дальше? Думаю, взяв меня с собой, вы в некоторой степени взяли ответственность за мою судьбу. Надеюсь, вы не собираетесь строить тут хижину и кормить меня консервами на протяжении оставшейся жизни?

— Хотите выяснить прочность связи между нами и перспективу? — Смахнув языком с ножа кус мяса, Мартынов прожевал и кивнул головой. — Вы правы, это нужно сделать сейчас, чтобы утром не было недоразумений. Итак, сразу после того, как мы выберемся из-под моста, а это произойдет в шесть часов утра, я дам вам небольшую сумму денег, и вы покинете Нью-Йорк. Никогда более мы не увидимся. Это все, Сандра.

У нее пробежала по лицу тень недоумения.

— Мило… Вы выносите меня на руках из смертельно опасного здания, прижимаете к себе, потом я живу с вами в машине, сейчас мы собираемся ночевать вместе в обществе негров и малайцев. А потом вы говорите, что заплатите мне за то удовольствие, что принесло вам мое общество… Вам ничего не напоминает этот сценарий?..

Ни слова не говоря, Андрей встал и направился к своему пиджаку, потрепанному в борьбе с витражом адвокатской компании. Пережевывая остатки пищи, он уселся на землю, вынул из кармана чековую книжку и, продолжая ковыряться языком в зубах, исписал ее в нужных местах и поставил подпись. Сандра наблюдала за этим с немалым интересом. Что это он собирается делать?

— Возьми, — сказал мистер Мартенсон, протягивая ей чек. — Здесь двадцать тысяч долларов. Твоя зарплата в «Хэммет Старс» за год без премиальных. И уходи. Так мы избавимся от мысли, что я заплатил тебе за полученное удовольствие. От ухода твоего никакого удовольствия я не получу, однако буду рад думать, что это избавило тебя от глупого сравнения себя с продажной женщиной. Вы здесь, в Америке, ненормальные люди. Все без исключения. В России такой мнительности нет. Знаешь почему? Потому что мы, русские, всегда говорим то, что думаем, а думаем о том, что чувствуем. Тебя же больше заботит не то, что я подумаю о тебе, а то, что подумают о тебе другие. Если тебе ночь со мною у костра кажется нравственным проступком, можешь брать чек и идти туда, где твои старания будут оценены по достоинству. Я лишил тебя работы, однако сохранил жизнь и компенсировал материальные издержки. — И, не обращая на нее более никакого внимания, он присел к костру и стал ворошить угли. Снопы искр взметались в темноте вверх, однако под ветром рассеивались и исчезали.

— Что за кольцо у тебя на пальце?

— Оно очень похоже на обручальное, не правда ли?

— Так и есть. Но почему на правой руке?

— Потому что я православный христианин.

— Это та женщина, что ждет тебя в отеле «Хилтон»?

— Так и есть.

Она присела перед ним и бросила чек в огонь. Бумажка ценою в двадцать тысяч долларов тотчас свернулась в трубочку и почернела. А потом ее и вовсе не стало, как будто не было ни ее, ни этого странного разговора.

— Чем ты зарабатывал на жизнь в России?

— Шил варежки.

— Что… делал? — Глаза ее округлились, и в них затанцевали искорки.

— Суконные, для строителей.

Она вспомнила и его костюм от Brioni, и туфли за пятьсот долларов, и тот жест, которым он выписал двадцать тысяч долларов.

— И… сколько на этом зарабатывают в твоей стране? Наверное, очередь на эту работу там расписана на несколько месяцев вперед?

Он рассмеялся и посмотрел вверх. Она повторила его взгляд и увидела синюю бескрайнюю бездну Манхэттена, наискось перечеркнутую черной полосой моста.

— Работа стоит около доллара в день. И никакой очереди. Рабочих мест всегда хватает.

Она покрутила головой, сообразив, что под «долларом» он имел в виду тысячу долларов. Все равно маловато для того, чтобы раздаривать такие чеки.

— И как долго ты работал?

— Если сложить мой трудовой стаж, получается что-то около пятнадцати лет… Ложись спать, а я пока еще раз позвоню твоему боссу…

Пока он набирал номер, Сандра вспомнила его второй разговор с Малкольмом. Через два часа, как и обещал, Мартенсон перезвонил президенту «Хэммет Старс». Эндрю был при этом учтив и спокоен, однако из трубки она слышала восклицания и отрывистую речь. Кажется, мистеру Малкольму было не очень приятно беседовать со своим советником.

… — Вы готовы послушать меня, Стив Малкольм? — спросил Мартенсон восемь часов назад.

— Я готов, но предупреждаю сразу, чтобы у вас не возникало иллюзий: ваши претензии я считаю инсинуациями, а ваши выходки — аферой. Вы ничего не докажете против меня, Мартенсон. Перечисленные вами преступления совершал не я… О налоговых махинациях, если таковые были, — я, например, не имею понятия… Финансами занимался только финдиректор Праччи.

— Тогда зачем вы говорите мне это все, вы, серьезный человек? Просто бросьте трубку и заявите о шантаже в полицию. А еще лучше — в ФБР. Чтобы вы не осыпали меня больше ложью, мы вот как поступим… Сейчас я отключу связь и, если через минуту не раздастся звонок от вас, я отправляю бумаги федеральным агентам и судебным исполнителям.

И Мартынов, к величайшему изумлению Сандры, отключил связь и бросил трубку ей на колени.

— Если позвонит, не трогай трубку, — приказал он. — Насчитаешь двенадцать звонков, и только тогда мне ее вернешь.

Так и случилось. Просчитав до двенадцати, девушка включила связь и быстро протянула телефон Мартынову.

— Вот так-то лучше, Стив, — похвалил тот. — Мы знаем друг друга пять лет, чего же дурака валять? Перейдем к главному. Ты мне кое-что должен.

— Я?! — взорвался Малкольм. — Интересно, что?!

— Свои тревоги и волнения я оцениваю в десять миллионов долларов. Раны от ножей, высокое давление, переживания, все это стоит таких денег. А потому хочу поговорить с тобой не по телефону, а тет-а-тет. Где мы можем встретиться?

После долгого раздумья Малкольм вдруг произнес странную фразу:

— Перезвони мне в девять вечера. Я назову место.

На этом разговор и закончился.

— Десять миллионов… — повторила Сандра. — Интересно было бы посмотреть на твои переживания ценою в такую сумму.

— Еще посмотришь, — заверил он ее, и они направились под мост.

На South Street он оставил машину и, широко размахнувшись, забросил ключи куда-то вниз.

— Она нам больше не пригодится? — с жалостью посмотрев на сияющий лаком «Бьюик», проворковала девушка.

— Эта машина уже в розыске. Банда Малкольма ищет ее, сбиваясь с ног.

— А она не покажет им дорогу к нам?

— Искать под Бруклинским мостом двоих нужных людей ночью, это как в Большом театре искать Волочкову.