Вильям Каунитц - Месть Клеопатры

Бурке окинул взглядом безмятежный пейзаж и вздохнул не без грусти.

— Так в чем дело? — спросил комиссар, подойдя вплотную к своему начальнику и продолжая одной рукой управляться с газонокосилкой.

— В Академии три недели назад состоялся новый набор. Сколько проходит времени, прежде чем во все городские службы поступят списки новобранцев?

Нэйджел пристально посмотрел на посетителя:

— Месяц примерно. Плюс-минус неделя.

— А отдел кадров оповещает об этом все соответствующие службы?

— Именно так. Бумаги пересылаются в отдел кадров муниципалитета, в страховые компании, в городской архив и в службу здравоохранения.

— А когда отдается приказ о зачислении слушателей Академии?

Нэйджел с откровенным нетерпением посмотрел на Бурке; ему надо было поскорее управиться с розами, потому что вечером он с женой идет в гости.

— Приказ отдается после того, как будут завершены все необходимые формальности. Мы датируем его задним числом, чтобы он соответствовал фактической дате назначения на должность или, как в данном случае, зачислению в Академию. — Он улыбнулся Верзиле Паули. — Судя по всему, мой друг, вы наших бумаг просто не читаете, верно?

— Не читаю с тех пор, как меня произвели в сержанты. Но до той поры я тщательнейшим образом изучал все подобные приказы, обращая особое внимание на те случаи, когда открывалась сержантская вакансия. Умер кто-нибудь, погиб, ушел в отставку или получил повышение — это не имело для меня значения.

— Что ж, тогда мы все рьяно «охотились за талантами». — Он запустил газонокосилку еще громче. — А к чему все эти вопросы, Паули?

— Я хочу сделать из одного новобранца внедренного агента, и мне не хотелось бы оставлять за ним бюрократический хвост.

— А как насчет жалованья и медицинского страхования?

— Относительно жалованья, у нас есть фонд наличных средств. А насчет медицины, попрошу какую-нибудь из дружественных полиции гигантских корпораций включить это имя в свой фонд страхования.

Нэйджел бросил взгляд на свежую траву и задумчиво подергал себя за мочку уха.

— И вы хотите, чтобы от этого человека не осталось никаких следов.

— В точности так. Включая отпечатки пальцев в нашей картотеке, а также в Вашингтоне и в Олбани.

Нэйджел внезапно насупился:

— Должно быть, речь идет о важном деле.

— Леви и Дилео.

Нэйджел положил руку ему на плечо.

— Я лично начал с этой истории свой понедельник. И обо всем позаботился.

— Благодарю вас.

Верзила Паули достал авторучку и одну из визиток на фальшивое имя, которые всегда носил при себе, и написал на обороте визитки имя и номер социального страхования Фионы Ли.

Первый заместитель взял карточку и сунул ее в карман брюк, даже не поинтересовавшись именем агента. Верзила Паули потянулся к ручке газонокосилки, еще прибавил оборотов и спросил:

— А кто руководит глубоко внедренными агентами?

На лице у первого заместителя появилось и вовсе уж озадаченное выражение.

— Честное слово, не знаю. Я даже не уверен в том, что у нас таковые имеются.

— Что ж, приятного вам уик-энда, комиссар.

Верзила Паули зашагал прочь по хорошо ухоженному газону, мрачно думая: «Служба превратила нас всех в лжецов».

Сгущающиеся тучи плыли над грядой гор Блю-Ридж ближе к вечеру в воскресенье, когда «Цессна-101» зашла на посадку на частной полосе в восьмидесяти милях к западу от Шарлотсвилла, штат Вирджиния.

Единственным пассажиром на борту была Фиона Ли. Она села в самолет на Морском вокзале аэропорта имени Кеннеди в начале второго. Глядя в иллюминатор на бесконечную панораму то высоких, то низких гор, Фиона с улыбкой вспоминала скандал, который она закатила, по согласованию с Бюро, сержанту Нири. Вышло все просто замечательно. Во второй половине дня в субботу она облачилась в гимнастическое трико и вышла на тренировку в зал. Как и было обговорено заранее, Нири упрекнул ее в том, что она не надела лифчика, и приказал немедленно отправляться домой, чтобы переодеться. Кроме того, на нее было наложено дисциплинарное взыскание за явку на занятия в неуставном виде. Весь класс замер, когда Фиона вдруг отказалась подчиниться приказу. Она, дескать, считает, что такая мелочь, как отсутствие или наличие лифчика, не имеет никакого значения. Они с сержантом сразу же принялись орать друг на друга. Ее отправили к дежурному офицеру, который предложил ей на выбор или подать прошение об увольнении, или быть уволенной за грубое нарушение дисциплины. Она послала их всех подальше, подписала прошение об увольнении и бросилась на улицу, напоследок оскорбив обоих офицеров непристойным жестом.

Самолет побежал по полосе. Пилот вырулил к уже дожидающемуся джипу, возле которого стоял стройный коротко стриженный седой человек с мужественным лицом и с густой сетью морщинок вокруг глаз. Стоял он прислонясь к ограде и скрестив руки на груди. Во всем его облике было нечто юношеское, хотя Фиона сразу же подумала, что ему, должно быть, чуть за пятьдесят. На нем были джинсы, ковбойские сапоги, а на гладкой рубашке блестела серебряная застежка шнурка, какие носят вместо галстука.

Винт самолета замер. Фиона открыла дверцу и спустилась по лесенке, опасливо сторонясь участков крыла, на которых было написано «Не ступать». Из глубины самолета ей подали чемодан. Она пробормотала: «Спасибо» — и на мгновение обернулась, чтобы полюбоваться великолепным зрелищем горных вершин в предзакатный час. Жадно глотнув хрустально-чистого воздуха, она поняла, что здесь довольно прохладно, и ощутила звуки и запахи сельской глуши. До нее донесся шум приближающихся шагов, и она заметила его краешком глаза. А потом повернулась.

— Привет! Меня зовут Тед Порджес, — сказал стройный мужчина, которого чуть раньше она видела стоящим у джипа. Принимая у нее чемодан, он быстро сказал: — А вы Мэри Бет…

— Нет, меня зовут…

Он резко прервал ее:

— Мэри Бет. До тех пор, пока вы будете здесь, ваше имя Мэри Бет.

— А это и есть горы Блю-Ридж? — спросила она, когда он уже повернулся и пошел в сторону джипа.

Он не ответил на ее вопрос, оставив ее на дорожке в состоянии растерянности и обиды. Стоит выйти из самолета, и сразу же наталкиваешься черт знает на что, подумала она и поплелась следом.

Дорога шла вверх на запад, петляя между виргинских холмов.

— Красивые места, — сказала Фиона, стараясь разбить стеклянную скорлупу, которой отгородился от нее Порджес.

— Да, — ответил он не отрывая глаз от дороги. — Через несколько минут мы приедем в гасиенду. И когда вы устроитесь, мы побеседуем.

Гасиенда оказалась несколько хаотическим комплексом одноэтажных фермерских домов и сараев, со всех сторон обступивших большой, помещичьего типа дом, из которого открывался вид на долину, поросшую сливовыми деревьями. На ровном участке местности между хозяйским домом и горами было поле для игры в европейский футбол.