Вильям Каунитц - Месть Клеопатры

В ходе разговора с Сивером они решили предупредить Барриоса о том, что Ведомство генерального прокурора «пасет» медельинское судно. Они прикинули, что срыв второстепенной операции против наркобаронов — не слишком большая плата за то, чтобы Алехандро сумел оказать услугу единственному уже выявленному фигуранту по делу Клеопатры. Проблема, с которой столкнулся сейчас Алехандро, заключалась в том, как объяснить появление у него информации такого рода, равно как и в том, каким именно образом предупредить Барриоса.

Он вроде бы бесцельно бродил по парку. Выставка флагов федеральных штатов была обнесена оградой, чтобы избежать возможного осквернения. Высоким забором была теперь обнесена и детская площадка, вся территория которой еще совсем недавно была буквально усеяна использованными иглами. Скамейками прочно завладели бродяги, все личное имущество которых состояло из украденной в магазине тележки на колесах, в которой хранились все их пожитки. Школьницы из Академии Святой Девы, в ослепительно чистых белых блузках и клетчатых черно-серых юбках, потупив взгляд и ускорив шаг, проходили мимо торговца наркотиками, «пост» которого находился у южного входа со стороны Парк-авеню. Вдогонку он поддразнивал их:

— Эй, девахи, угощаю вас бесплатно, узнаете, как оно вкусно!

Алехандро посмотрел на часы: десять минут третьего. В три ему предстояло репетировать с оркестром новые песни. Пройдя мимо торговца наркотиками, он поглядел через Четырнадцатую улицу на железобетонный каркас строящегося небоскреба. Точнее, уже не строящегося — как и многие другие, это строительство было заморожено ввиду депрессии.

Придя на сельскую ярмарку, Алехандро увидел человека, сгружающего с машины ящики с фруктами. Это был коротышка с широким лицом и чересчур толстыми губами, что выдавало в нем уроженца суровых гор Гверреро. Подойдя к нему, Алехандро сказал по-испански:

— Далеко же ты забрался, дружище. Как дела на родине?

Взвалив на плечо ящик винограда, мексиканец ответил:

— Там я был мужиком, и здесь я мужик. Всего-то и делов.

— Но здесь-то ты зарабатываешь кучу денег.

— Что здесь заработаешь, то здесь же и спустишь, — ответил грузчик и пошел со своей ношей прочь.

Алехандро на мгновение задумался, а затем отправился к автолавке и заказал ленч. Лакомясь горячей лепешкой, он невольно подслушал разговор двух испанок, стоящих всего в нескольких футах от него. Они пили кофе из пластиковых стаканчиков. Одна из них жаловалась на то, что муж ей, судя по всему, изменяет, потому что с недавних пор у него каждый вечер появляются какие-то дела вне дома. Придвинувшись к подружке поближе, она вполголоса добавила: «Даже приставать ко мне перестал». Подружка посоветовала ей порыться у него в карманах и прежде всего поинтересоваться кредитной карточкой а также спичечными коробками, на которых порой записывают чей-нибудь телефон.

Алехандро съел лепешку и бросил бумажное блюдце в пластиковое ведро для мусора и покинул ярмарку. Выйдя на Семьдесят седьмую, он обнаружил, что в районе Южной Парк-авеню образовалась пробка. Грохот работающих вхолостую моторов вливался в общегородской шум. Он поглядел через дорогу на явно покинутое красивое пятиэтажное здание с изящной чугунной оградой. Сиротливо вертелся на крыше флюгер. Выцветшую вывеску у входа ему удалось почитать не без труда: «Американская компания: шторы и ковры». «Гиблое дело в гибнувшем городе», — подумал он и решил отправиться в клуб пешком.

По всему «Энвироману» разносился едкий запах моющих и дезинфицирующих средств.

Было три часа, клуб только-только начинал оживать. Подвезли и разгружали под бдительным оком приказчика еду и напитки. Двое уборщиков мыли, драили, натирали. На подмостках Алехандро репетировал бахату — мелодию, популярную во всем испаноговорящем мире. Оркестр, состоящий из гитариста и двух барабанщиков, отбивал ритм, а трубач выводил мелодию. Алехандро стоял рядом с музыкантом, играющим на конге; он напевал, заменяя текст бессмысленным «па-па-па». Его губы слегка подрагивали в такт заводному ритму бахаты. Затем он спел песню уже со словами. Речь в ней шла о том, как хорошо заниматься любовью в тропическом климате. Пропев песню, аранжированную им под собственный стиль исполнения, он услышал окликнувший его знакомый голос. Обернувшись, он увидел Йошуа Будофски, своего импресарио.

Высокий симпатичный мужчина чуть за тридцать, всегда, даже в такую жару, появляющийся на людях в строгих темных костюмах и в галстуках, Будофски взял на себя заботы об артистической карьере Алехандро полтора года назад по просьбе Чи-Чи Моралеса.

— Великолепный текст.

— Рад, что тебе он понравился.

Алехандро сел на край рампы, свесил ноги и принялся болтать ими.

— Как мне хотелось бы, чтобы ты наконец осознал, что живешь в XX веке, и приобрел автоответчик. Тебя никогда не бывает дома, и когда возникает необходимость с тобой связаться, тебя приходится просто выслеживать.

Алехандро пренебрежительно отмахнулся:

— Терпеть не могу технические штуковины. А в чем дело?

— Я показал твою видеокассету Полю Бельмонту с кабельного, и ты ему понравился. Очень понравился.

— Ну и когда прикажешь подписывать контракт?

— Бельмонту понравился твой стиль, твой голос, то, как ты овладеваешь аудиторией.

— Ближе к делу, Йош.

Будофски недоуменно потупился:

— Проблема в том, что он не знает, как тебя подать. Говорит, что ты слишком уж латиноамериканец. Твоя музыка привела бы в экстаз жителей карибских архипелагов и южноамериканцев, но в Штатах, говорит он, у тебя нет шансов. Он предлагает тебе кардинальным образом изменить имидж.

— Вот как? И как это, на его взгляд, должно выглядеть? В ковбойском духе?

— Нет, скорее эдакий космополитический стиль. Урбанистический и слегка загадочный. Так он утверждает. Мы поменяем тебе имидж, запишем еще одну кассету и снова постучимся к Бельмонту.

— Йош, послушай, мой стиль таков, каков я. Я и мой стиль неразделимы.

«Я, — невольно подумал он. — А кто я такой на самом деле? Мне это не известно. Ирландец? Мексиканец? Индеец племени тараскан? Певец? Секретный агент?»

— Крупные телекомпании на корню скупили всех латиноамериканских звезд и потратили целые состояния, пытаясь внедрить их на североамериканский рынок. И потерпели полное фиаско.

— А как же Хулио?

— Не забывай, что он европеец. И он в равной мере нравится и мужчинам, и женщинам.

Алехандро устало покачал головой:

— Даже не знаю, что тебе ответить, Йош. Тебе придется смириться с моим нынешним обликом.

— Мы изменим тебя совсем чуть-чуть. Может быть, наймем какого-нибудь психолога, чтобы он помог сделать из тебя другого человека, смешав старое с новым.