Деон Мейер - Семь дней

Пока Скелет вез его в центр города, Бенни позвонил Алексе.

На том конце линии послышался шепот «сиделки»:

— Это Элла.

— Говорит Бенни Гриссел. У вас все нормально?

— Вроде. Она сейчас на сцене, будет репетировать.

— Почему вы говорите «вроде»?

— Бенни, ей тяжко. Она приняла кучу обезболивающих таблеток. Потеет и дрожит… И очень, очень раздражительная. Но все время повторяет, что дала вам слово. Она очень сильная, — по-прежнему шепотом ответила Элла.

— Ладно, — с облегчением ответил он. — Спасибо. Если понадобится, звоните.

— Ладно, Пол Эйлерс. Расслабьтесь. Я справлюсь. Мне пора. Пока!

Он убрал телефон. Одной проблемой меньше.

— Скелет, у тебя есть страничка на «Фейсбуке»? — Гриссел обрадовался, что не забыл объяснений Купидона.

— Была, Бенни. Как говорится, плавали, знаем. «Фейсбук» — вчерашний день. Сейчас я перешел на «ЛинктИн».

— Это что, вроде «Твиттера»?

Бошиго рассмеялся:

— Не-ет! Скажем, так. «Фейсбук» предназначен для тех, с кем ты вместе учился в школе. В «Твиттере» ты общаешься с теми, с кем хотел бы вместе учиться в школе. А «ЛинктИн» — для людей, которые больше не думают о школе; там собираются профессионалы, которые настроены на дела.

— Но «Фейсбук» ты знаешь?

— Знаю.

— Что мне сделать, чтобы увидеть чье-нибудь фото?

— Добавить того человека в друзья.

— Но речь идет о моих родственниках.

Бошиго так заразительно расхохотался, что Гриссел невольно присоединился к нему.

— Вон называет меня старомодным.

— Отныне буду звать тебя Ноем! Сначала тебе надо зарегистрироваться на «Фейсбуке». Тогда ты получишь доступ ко всем открытым для просмотра фотографиям. Но если снимок личный, ты посылаешь человеку, чье фото хочешь посмотреть, просьбу добавить тебя в друзья. Если он согласен, тебе доступны любые его фото и записи.

Гриссел покачал головой. Как все, оказывается, сложно!

— Но я не хочу регистрироваться на «Фейсбуке».

— Тогда тебе нужен человек, у которого уже есть профиль на «Фейсбуке». Попроси его переслать тебе фото.

— Ясно, — сказал Гриссел, доставая телефон и набирая номер сына.

Лен де Бер жил на Бертрам-стрит в Си-Пойнте, на улочке, где домики под крутыми крышами лепились друг к другу. Перед домом имелся неухоженный палисадник размером с одеяло. От улицы его отгораживал белый дощатый забор со слегка заржавевшей железной калиткой перед входом.

Лен де Бер оказался настоящим здоровяком, которому не мешало бы похудеть. Он вышел к ним в клетчатой рубашке с коротким рукавом, старых серых спортивных штанах и тапочках.

— Входите, входите! — пригласил он на удивление высоким голосом.

Из-за густой нечесаной рыжей гривы и бороды Лен де Бер напомнил Грисселу героя комиксов — рыжебородого викинга Хейгара Ужасного. Из-за стекол дешевых очков в черной оправе, склеенной клейкой лентой, смотрели ясные ярко-голубые глаза. Со Скелетом он поздоровался как со старым другом, Грисселу быстро пожал руку и тяжело зашагал в свой кабинет.

Кабинет пропах табачным дымом. Все стены, от пола до потолка, были уставлены стеллажами с книгами. На массивном письменном столе горела зеленая лампа. Кроме лампы, на столе умещались клавиатура, мышь, четыре монитора и два телевизора, по которым хозяин следил за котировками и экономическими новостями.

Де Бер жестом показал гостям на стулья, сам со вздохом опустился в кресло, достал из голубой пачки «голуаз», закурил, чиркнув спичкой, и глубоко затянулся. То и дело поглядывая на мониторы, он задал странный вопрос:

— Умный, говорите?

Из-за бороды, которую он любовно взъерошил пальцами, губ почти не было видно. Гриссел понял, что вопрос предназначен ему. Он пожал плечами, не зная, что ответить.

— Я в этой сделке ничего не понимаю.

— Что вовсе не делает вас дураком. Скелет говорит, что вы не из его отдела.

— Совершенно верно.

— Объяснить попроще, — сказал де Бер, словно в напоминание себе самому.

Гриссел покосился на Скелета. Тот подмигнул ему.

— Пенсионные фонды, — начал де Бер своим высоким голосом, снова запуская пальцы в бороду. — Дойные коровы Южной Африки! Есть тысяча способов, как можно их выдаивать в крупных размерах. Одна схема работает примерно так: при каждом профсоюзе имеется собственный пенсионный фонд. Пенсионные фонды находятся в доверительной собственности. Вы меня понимаете?

Говоря, Лен де Бер по-прежнему не сводил взгляда со стоящих на столе мониторов.

— Пока да. — Гриссел начал понимать, что имел в виду Скелет, назвав де Вера «своеобразным».

— Чудненько! Доверительные собственники решают, куда вложить средства из пенсионных фондов. Доверительных собственников выбирают из числа членов правления профсоюзов; естественно, все хотят, чтобы там сидели свои люди… Так получается не во всех профсоюзах, но в некоторых. Выдвигают в совет директоров нужных людей. Простых людей. Простых рабочих. Несведущих. Они не нарадуются своей удаче. Ими легко манипулировать. Понятно?

— Да.

— Чудненько! Управлению финансовых услуг необходимо все регулировать и отслеживать. Безнадежное дело! Настоящий питательный бульон для всяческих махинаций. Пример: вы создаете инвестиционную компанию. Уговариваете прикормленных доверительных собственников вложить в вашу компанию двести миллионов. Присваиваете деньги, живете на широкую ногу. Или прикупаете на них еще одну компанию. Или учреждаете еще одну компанию… Вы меня понимаете?

— Да, — ответил Гриссел, хотя и без прежней уверенности.

— Чудненько! Вы умный. — Пальцы де Бера заплясали по клавиатуре, затем он наклонился вперед и сосредоточился на одном из мониторов. Напечатал еще что-то. То и дело кликая мышью, переводил взгляд с одного монитора на другой. Наконец он поднял голову, погладил бороду и впервые сосредоточил на Бенни все свое внимание. — Отлично! Закончил работать в многозадачном режиме.

— Что, простите?

— Теперь мы можем обсуждать ваше дело беспрепятственно и с полным вниманием. Товарищ Амброуз Тендживе Масондо, коммунист, о котором спрашивал меня Скелет, — это человек, которого в 2007 году избрали в совет доверительных собственников Национального профсоюза литейщиков алюминия. А уж он постарался привести в совет директоров «нужных» людей, которых можно убедить доверить деньги его новенькой инвестиционной компании. И они охотно доверили ему сто девяносто миллионов рандов.

Де Бер покосился на мониторы, удовлетворенно кивнул и закурил еще одну сигарету.

— Постараюсь попроще. А. Т., как все с давних пор называют нашего товарища, вложил деньги во вновь созданную добывающую компанию, в которой он — вот какое совпадение! — владеет контрольным пакетом акций. Потом он быстро начал тратить денежки: назначил себе самому высокую зарплату и попытался выиграть концессию на разработку богатого месторождения бокситов возле Понта-ду-Оро в Мозамбике. Как вам известно, боксит — это руда, из которой выплавляют алюминий. Но, как часто бывает, в Мозамбике медленно принимают решения. И поскольку внимание А. Т. распылялось между многими делами, он слишком поздно понял, что в 2009 году в совет доверительных собственников Национального профсоюза литейщиков алюминия выбрали адвоката Виктора Дламини. Этот адвокат — подстрекатель, активист, для которого не существует никаких оттенков. Все либо белое, либо черное. Кроме того, у него отличная память на цифры. Когда Дламини подпустили к бухгалтерским книгам, он тут же заинтересовался судьбой ста девяноста миллионов рандов. От него не укрылись ни неудачные инвестиции, ни непомерно высокие доходы членов правления. Кроме того, профсоюз так и не получил от компании ни цента дивидендов. Капитан Бенни, вам по-прежнему понятно, о чем я говорю?