Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Артем сидел и вспоминал, как на 23 февраля, на Лизин День рождения, он играл на гитаре цыганочку, а она кружилась и притопывала своими ножками, а потом Артем танцевал вместе с ней под ее любимые танцевальные ритмы французских композиторов. Лизочка с каждым месяцем становилась все красивей и красивей. Наверное, она стала бы очень красивой девушкой. Есть в кого. Ольга была такой красоты, что мало кто из мужчин мог бы пройти мимо, не обратив на нее внимание, да и у Тьерри были утонченные черты лица. Лиза была бы чертовски красива! В этом никто не сомневался!

Артем смотрел на пламя свечи и растворялся в нем, как мотылек, рискнувший приблизиться к свету и теплу.

После ухода офицеров и Александра Артем убрал фотографии, вымыл кружки из-под кофе, посидел еще минут 10, закрыл штаб-квартиру и вышел из подъезда. Подъезда, который ему никогда не нравился. Он был узок, темен и обшарпан. Правда, были и преимущества, дом, построенный после Октябрьской революции, находился в центре Москвы, до Красной площади десять минут пешком, до метро «Маяковская» две минуты ходьбы от подъезда, стены дома толщиной в четыре кирпича. Олю такое расположение очень устраивало, а главное до ее работы, винной компании «Симпл», всего 20 минут езды на машине. Она гордилась, что они живут в самом центре столицы, вообще-то она любила Москву, Тьерри не один раз предлагал уехать жить во Францию или в Италию, но Оля, которая очень любила своих родителей, сестру, племянницу, свою работу, даже и не планировала перебираться в цивилизованные страны, где очень и очень много не так, как в России, преимущества в питании, одежде, культуре поведения, в быту и, особенно на дорогах, где люди не хамят отборным матом незнакомцу, где нет такого воровства, бандитизма, а главное — бюрократии. Однако Ольга, не единожды побывав на западе, возвращаясь, говорила:

— Мамочка, как там хорошо, встретили замечательно, но жить я там не смогу, нет, не то все это. Чужое.

Воспитание в семье офицера, мотания по гарнизонам, обучение в разных школах и трех университетах закалили ее в этой разной среде, привив дисциплину и организованность. Она говорила очень часто, когда кто-то начинал жаловаться:

— От трудностей не надо бежать, их преодолевать надо и получать от этого удовольствие. Я это смогла, я это сделала. Преодолеть — значит победить себя, победить себя — значит шагнуть вперед к хорошей жизни.

Ольга имела филологическое образование, она много читала, любила поэзию Есенина, Асадова, прозу Тургенева и Достоевского. Она могла говорить на любую тему, у нее было правильное мнение большинства, но у нее всегда было и свое мнение, которое она могла искусно, порой, отстоять у своих противников, не унижая их достоинства и не принижая авторитета, который они пытались навязать ей. Ольга как спортсмен, который идет к финишу, не замечая лиц недоброжелателей и своих соперников. Она знала себе цену. Видимо, в квартире в ту роковую ночь она до последнего пыталась повлиять на грабителей, которые ждали определенного времени для ухода и не торопились. Вообще-то надо быть настолько опытными и хладнокровными, чтобы, зная о том, что они уже убили одного человека и в любой момент это может быть не тайной, спокойно, методично издеваться над красивой женщиной, запугивая ее убийством ребенка, распивая на ее глазах коньяк и предлагая ей выпить вместе с ними. Может быть, кроме спиртного гастарбайтеры были обкурены какой-нибудь дрянью? Да какое это теперь имеет значение.

Третий следователь.

На следующий день, 21 июня, Артем выехал в прокуратуру к 11 часам на встречу со следователем Стариковым, который продолжил работу вместо ушедшего в очередной отпуск Хмелюка. К этому времени Федор тоже обещал подъехать к следователю не только с информацией по поездке в Узбекистан, но и высказать свои предложения по дальнейшей работе, но пока он опаздывал, и Артем зашел один в кабинет Старикова.

— Добрый день, Александр Петрович!

— Добрый день, присаживайтесь, — пригласил Стариков.

— Как вы настроены дальше трудиться по делу Карделли? — спросил Артем.

— Я в принципе ознакомился с делом, но пока плана, как такового еще не сформировалось.

— Вы намерены делать обыск в квартирах Турдыева и Ашотова?

— Надо подготовиться основательно, надо иметь санкции на обыск.

— Это что, так трудно?

— Трудно — не трудно, но на основании признания Гарисова и не подписанного допроса Мормурадова, что мы имеем?

— Стоп! Александр Петрович! Вы что, полагаете, я буду бегать по ломбардам, уточнять детализацию звонков, ставить прослушку этим сообщникам? — повышая голос и раздражаясь, начал Артем. — Или мне пойти на встречу с Мормурадовым и убить его с первого удара? Мне что, подключать детективные агентства, платить снова бешеные деньги? Вы хоть знаете расценки в этих конторах? Мои дети не погибли от террористов, не разбились на самолете, не попали в землятресение, хуже, их убили жестоко нелюди — бандиты из другого государства прямо в центре Столицы, нагло разгуливая под окнами здания Управления делами президента, и это дело пострашней многих из них, но нам, потерпевшим, Государство не дало и не даст ни одной копейки за потерю детей. Справедливо? На какие шиши я буду снова нанимать оперов, а те, кому положено заниматься правосудием, будут канючить и выстраивать версии в свое благо и ежемесячно получать свой оклад. Маразм, да и только.

— Ну, зачем вы так волнуетесь, — спокойно сказал Стариков.

— В конце-то концов, Вы, изучив дело, считаете, что надо снова волынить и с Турдыевым, и с Ашотовым? Уйдут ведь!

— Я этого не сказал.

Артем посмотрел в глаза следователя и понял, что расколоть такую глыбу ему вряд ли удастся, и он громко, даже очень громко, почти выкрикивая, сказал:

— Да что же это, в конце-то концов, один в прокуратуре ЦАО не понял и ничего толком не разоблачил. Ему убийцу на тарелочке из Казахстана опера доставили, главный опер Щукин хрен положил на Бутырку, видите ли, у него Мормурадов рецидивист, и он его не сможет никак раскрутить, и вообще это ни к чему, другой следователь поехал в Узбекистан и каждый день сидел на стакане. Кстати, Щукин тоже квасит, как баклан. А теперь и вы начинаете меня останавливать. Учтите, Александр Петрович, может быть, вы и опытный следователь и много раскрыли дел, но мне от этого не легче, мне надо, чтобы месяц до вашего отпуска вы помогли следствию и не только помогли, а возглавили его и показали работу, а то у меня складывается впечатление такого тупизма и похеризма в следственном комитете при второй уже прокуратуре, что я задыхаюсь от негодования. И хватит мне говорить: не сможем, не получится, не при делах, опоздали, нет оснований, — кричал, уже очень кричал Шмелев.